Александр Карнишин - Всячина [СИ]

Петр Николаевич нахмурил брови, вспоминая, как там все было, именно в этой книге. Пожалуй, нет. Какая дружба может быть у императора? У него есть подданные, а вот друзей нет и быть не может.

— …Жаль… Не о дружбе, не о любви… Может, это книга о воспитании человека? О взрослении героя, его развитии? Тогда — полезная книга и нужная. Что, тоже — нет? Так о чем же твоя книга, писатель? Коротко — ну?

Петр Николаевич вздрогнул, как от щелчка кнута, и сказал честно:

— Это — о «попаданце».

Черный человек брезгливо отбросил книгу в угол.

— А эта?

— Это боевик.

— То есть, я так понимаю, что весь смысл книги в том, что все и всех убивают?

— Главный герой выживает в конце.

— А вот эта?

— Это космоопера.

— Опера? Тут стихи? — он даже пролистнул пару страниц, заинтересовавшись.

— Нет, это просто такое большое произведение про космос и про полеты.

— Научная фантастика? Двигатели, проблема времени и пространства, субсветовые скорости?

— Н-нет, — опять заикнулся Петр Николаевич. — Скорее, пираты, восстания, мятежи, масштабные сражения. Но только в космосе.

— Так… Эта?

— Это юмористическая фантастика.

— То есть, для смеха… Ну, что же, и чесалка для спины иногда нужна человеку… И коврик в ванной…

Черный человек опять прошелся по комнате, всматриваясь в обложки книг на полках закрытых шкафов. Потрогал клавиатуру выключенного компьютера. Слегка раздвинул плотные шторы, впустив солнечный луч. Выглянул во двор.

Он был мрачен и сосредоточен. Петр Николаевич смотрел затравленно, ожидая, неизвестно чего. Под мышками было мокро и холодно — это было крайне неприятно.

— Но ты хоть грамотный? — негромко спросил гость, не оборачиваясь от окна.

— Я закончил педагогический! — гордо выпрямился Петр Николаевич.

— Ну, что же… Придется с тобой помучиться, конечно. Если долго мучиться, что-нибудь получится. Так? Ты прибери пока здесь, что ли. А через пару часов я к тебе снова загляну. Поработаем. Эх, поработаем! — он громко хлопнул руками в черных перчатках и потер их одну о другую.

И с хлопком этим исчез.

Петр Николаевич облегченно выдохнул. Он стоял у стены в своей комнате. В углу валялась груда книг в цветных переплетах с яркими картинками. Никого…

— И что это было? — вслух спросил он сам себя.

— Не что, а — кто, — отозвалось откуда-то из-под потолка. — Музык я твой, ясно? К кому-то музу присылают, а к тебе — меня. Так что, до встречи, писатель. Будем писать!

— Слышь, сосед, дай сотню до перевода, а?

Сотни у меня с собой не было. Была одна купюра в пятьсот рублей — далеко во внутреннем кармане. Сложенная пополам и глубоко упрятанная. Я принципиально не пользовался кошельками и бумажниками. Но отдавать пятьсот не хотелось. Если «прижаться», то пятисот вполне хватает на целую неделю — и далеко не впроголодь.

— Нету у меня сотни, отвали!

Вот последнее слово было лишним. Но как всегда понимаешь это только уже после сказанного. И дела многие так делаются. Делаешь что-то. Делаешь, делаешь, крутишься, и вот осталось совсем немного сделать, и стараешься поскорее вот это и еще вот то… А оно, оказывается, не только никому было не нужно, а даже и вредно могло оказаться. А уж со словами-то… Сколько раз говорил себе: держи язык за зубами!

— С моей точки зрения, сосед, ты мне сейчас нагрубил и нанес оскорбление, — поднялся с лавочки утренний отдыхающий.

Хотя, никакой он мне и не сосед вовсе. Соседи — они ведь по соседству живут. А этот — с третьего этажа. Я лично на тринадцатом живу. Ну, какой он мне сосед? Разве только по подъезду? Вот не хватает еще сейчас ляпнуть что-нибудь наподобие того, как из старинного «Брата», насчет «гниды черножопой». Он и так-то в раздумьях: обижаться по серьезному, не обижаться…

— А когда мне грубят, — продолжал он, подтянув ярко-красные спортивные штаны с белыми лампасами и щелкнув широкой резинкой. — Я обижаюсь. Иногда сильно обижаюсь. А когда я обижаюсь, между прочим…

— А ведь это мои штаны! — обрадовался я возможности смены темы разговора. — Точно! И как тебе хорошо подошли! Прямо как по размеру. А куртка — кому отошла?

Только вчера вынес вещи, которые больше года не надевал, сложил возле двери к мусоропроводу. Так в миг все разнесли. Буквально — оглянулся только, а уже ни одного пакета.

— Куртка? Куртки не было, — задумался он, приостановив движение. — А, что, хорошая была куртка-то?

— Ну, под кожу такая. Вся черная, и вот тут молнии, а на карманах карабины большие.