Хассо Грабнер - Искатель. 1976. Выпуск №4

Через неделю майор Коновалов поздравил Сидоркина с премией. И поглядел с любопытством: «Есть в тебе что-то, Сидоркин, определенно есть…»

Но то дело казалось забавой по сравнению с предстоящим.

Целый день он работал над своим внешним видом. Пиджачишко — замусоленный и пропыленный — раздобыл у соседа — рабочего с железнодорожной станции, руки натер графитом от разломанного карандаша, чтобы выглядели неотмываемыми. И видно, не перестарался. Подполковник Сорокин хоть и усмехнулся, но одобрил, сказал: «Немного театрально, однако убедительно».

В таком вот виде Сидоркин и отправился в порт на маленьком рейсовом катере. Ушел в салон, сел в первый ряд, чтоб ненароком не встретиться с кем знакомым, и стал разглядывать суда, стоявшие у причалов. Тут были и порожние танкеры, присевшие на корму, словно перед прыжком, и сухогрузы с высокими обшарпанными бортами, и рыболовные траулеры с косыми срезами слипов, деливших корму на две части. Катер уважительно обходил суда, кидал на высокие борта игривую волну, испуганно вскрикивал сиреной.

Позади Сидоркина кто-то шумно сел на диван и сразу же заговорил быстро и горячо:

— …Никто, как дети, не верит в будущее. Ребенок убежден, что он центр мироздания и что ему уготовано бессмертие. Но человек растет, растут его знания и мало-помалу убавляют самоуверенность. Приходит время, и он машет рукой: «От меня ничего не зависит…» А старость просто созерцательна, старики не только не стремятся, но часто и не считают возможным переделывать мир. Это истина, с которой нелепо спорить…

«Я по этой теории — далеко не ребенок, но, ясно, и не старик, — подумал Сидоркин. — Я еще верю, что со всей земной швалью можно покончить раз и навсегда. Если не церемониться…»

Он оглянулся, увидел возбужденного парня в фуражке таможенника и рядом с ним, как контраст, невозмутимого прапорщика пограничника.

— …Взлет человека где-то посередине жизни, когда опыт и знания уже достаточно высоки, а самоуверенность, заставляющая верить в непреложность истин, еще недостаточно мала…

С трудом переварив эту фразу, Сидоркин пожал плечами и снова оглянулся. Пограничник смотрел на него с настороженным любопытством.

— Где я вас видел? — спросил он.

— В милиции, — развязно сказал Сидоркин.

— Вы работаете в порту?

Вопрос был задан строгим тоном. Сидоркину вдруг пришло в голову, что сейчас этот пограничник очень просто может прицепиться к нему и отвести на КПП для выяснения личности. То-то смеху будет в угрозыске. Совсем не веселого смеху, потому что задание-то останется невыполненным.

Он торопливо перегнулся через диванную спинку и прошептал прапорщику на ухо:

— Я — из угрозыска.

Думал, что пограничник не поверит. Но тот только улыбнулся одними глазами.

— Точно, именно там и видел…

Снова Сидоркин стал смотреть на близкие борта судов и краем уха все прислушивался, что еще скажет этот разговорчивый таможенник.

— Как твой Верунчик? — спросили сзади.

— Ее Верой зовут.

— Что-нибудь случилось?

— Брата ее встретил, пьяного.

— Редкое явление в нашем городе!

— Не нравится он мне. Хитрый какой-то, себе на уме. А еще я узнал: его выставили из порта. За контрабанду.

— Уже серьезнее.

— Боюсь: он из тех «братиков», что околачиваются на толкучке.

— Понятно. Так как твоя Верочка?

— Говорю же — брата ее встретил пьяного.

— Ну и что?

— Пьяные разные бывают.

— Да, да! Вот я тоже иду вчера — бабы над пьяным хлопочут. А он выкамаривается, стихи им читает: «Сердобольные, — говорит, — русские бабы волокут непосильную пьянь».

— Есенин, что ли?

— Шут его знает… Тоже говорят: пьяный пьяному рознь. Жалеют: «Хороший человек, видать. Другой бы матом, а он стихами кроет…»

Помолчали. Катер наклонился на крутом повороте и закачался на своих же волнах, отраженных от причальной стенки.

— Смех прямо! Бежит, например, человек по бульвару в спортивном костюме — и все оглядываются, плечами пожимают. Идет пьяный — еле держится, — хоть бы кто слово сказал. Привыкли, что ли?..

— Веселие Руси есть пити.

— Это когда было сказано? В темные века?

— «Класс он тоже выпить не дурак». Маяковский.

— Выпить — это ж не напиваться. Я все думаю: почему такое общественное терпение к пьяным? Как прежде к юродивым…

— Бить их некому, — сказал Сидоркин, не оборачиваясь.

— Вот тебе глас из народа, — обрадовался таможенник. — Только не кнутом надо бить — словом.

— Мертвому припарки…