Владимир Ильин: Последнее пришествие

Но бывали и встречи с другими людьми, от которых у Него накапливался горький осадок в душе. Например, сердце Его всегда больно сжималось, когда видел Он в подземных переходах, вагонах метро и на вокзалах несчастных беженцев и погорельцев, потерявших кров и приют в этом жестоком мире, где мало кто верит просящему подаяние...

И кусал Он губы до крови, встречая детей малых в сопровождении нищих, беспутных родителей...

И поднимался праведный гнев в душе Его, когда охамевшие граждане не пропускали без очереди к окошечку сберкассы за жалким пособием молодого парня, контуженного в Афганистане или в Чечне...

И слезы жалости наворачивались на ясные глаза Его, когда хрупкую, как одуванчик, старушку, отправившуюся в трудный поход за продуктами на далекий мелкооптовый рынок в утренние часы пик, толкали и ругали последними словами в автобусе спешащие на работу молодые мордовороты...

И что мог сказать Он, даже если бы мог говорить, несчастной матери, малый ребенок которой умирал от врожденного малокровия и которой люди в белых халатах категорично заявляли, что на лечение требуется кругленькая сумма в долларах? Разве поняла бы она своим измученным болью и страданием сердцем, что в несчастье, постигшем дитя ее, повинна прежде всего она сама, поскольку, будучи беременной, злоупотребляла

спиртным?..

И что мог Он сделать, даже если бы Ему была дана Отцом Его такая власть, для главы многодетного семейства, только что похоронившего жену свою и молившего воскресить ее - не ради него самого даже, а ради детишек, старшему из которых едва исполнилось десять лет? Разве что объяснить безутешному вдовцу, что именно он пьянством и побоями свел супругу в могилу - но понял бы он это сейчас, если не понимал этого раньше?..

И как Он мог бы вернуть рыдающей девушке возлюбленного, ушедшего от нее к другой?

И как Он мог бы вернуть старой, больной и одинокой женщине непутевого сынка, загремевшего в "зону" на всю катушку за ограбление магазина?..

И как вообще Он мог накормить всех голодных, утешить всех плачущих и обиженных, исцелить всех больных и дать кров всем бездомным, если они сами были повинны в бедах своих и если это все равно не спасло бы их от Страшного Суда?!..

И продолжались тем временем в Городе будни. И выходили газеты, и неудержимо росли цены, и грызлись между собой по инерции, будучи обессиленными жарой, политиканы, и умирали и рождались люди, и вяло протекала очередная международная конференция, посвященная выживанию человечества,и, наоборот, с пышным блеском гремел фестиваль эротического кино...

И затевалось в центре Города крупномасштабное строительство не то третьего, не то четвертого по счету "кольца", и успешно состоялись несколько пожаров в высотных домах, и взрыв в небоскребной гостинице, и множество заказных убийств, и еще больше убийств по глупости и по пьянке... И подвергался Город ежегодному нашествию транзитных варваров, использующих сезон отпусков для того, чтобы опустошить городские торговые точки, сфотографироваться на фоне общеизвестных памятников и достопримечательностей, а затем либо унестись далее, на еще более жаркий юг, либо вернуться в провинциальную глушь и рассказывать соседям и родственникам о том, что Город этот - не что иное, как "большая деревня"...

И не то под влиянием одуряющего, суетного однообразия, не то из-за скопившейся в душе, до сих пор не ведавшей ни горечи никотина, ни алкогольного дурмана, неизбывной усталости стал Спаситель все чаще ловить себя на ошибках и на сбоях.

И приключился с ним однажды такой случай, вспоминать о котором Он потом всегда стыдился, когда встретил Он в вагоне метро деву младую, на облике каковой лежала явственная ангельская печать, и видно было невооруженным оком, что чиста душа ее аки белоснежный плащ Его. И возрадовался Он, и уже собирался было с умилением душевным внести девицу в свой Светлый Список, как на следующей станции она вдруг, поднимаясь со скамьи, пошатнулась и с трудом провлачила свою бесподобную плоть к выходу, а напоследок дохнула Ему в лицо таким перегаром, что понял Он: пьяна дева младая, как самый последний забулдыга, и проникнув глубже в душу ее, увидел Он там такое нелицеприятие, что и сам закачался и застонал от отвращения...

И в другой раз чуть было не причислил Он к Недостойным человека, психически нездорового, хотя не осознавал тот, что творит, а, как известно, грехом может считаться лишь осознанное попрание Заповедей...