Герман Малиничев - На суше и на море 1966

— Прощай! В гости на Сухардуй поехал.

Оглядываюсь и; вижу, как маленькая резиновая лодка сама собой быстро скользит по озеру. Василий обеими руками держит удилище спиннинга и хохочет:

— При, при, сатана, все равно умаешься!

Лодка делает плавный круг и медленно останавливается у островка тростников. В тот же миг Уварович вываливается из лодки, по пояс в воде бредет к берегу и кричит:

— Давай скорее ружье!

Бросаю на песок спиннинг и, схватив двустволку, бегу к Уваровичу. Огромная щучина торпедой носится из стороны в сторону. Леса гудит.

— Заброди скорее!

Стою в воде и вижу, как с трудом подтягивается к берегу озерное чудище. Еще метр, еще… Вода бурлит. Наконец показывается черный горб, сухо щелкают выстрелы. Рыбина медленно переворачивается и лениво бьет широченным хвостом. Ухватив ее за глазные впадины, помогаю Уваровичу вытащить щучину на отмель. Нас обоих бьет дрожь. Глубоко затягиваемся папиросами и молчим.

— Ну как? Сказки тебе рассказывал? — с ехидцей спрашивает Василий.

Я не отвечаю, оправдываться не стоит: таких щук я отродясь не видывал. Да оно и мало походит на обычную щуку, это допотопное существо. В его облике есть что-то очень древнее, напоминающее ископаемых. Шириной в две ладони лобастая голова поросла шершавым лишаем, зубы напоминают собачьи клыки. В желтых тусклых глазах застыла дикая, неукротимая злоба.

В тени сосен хлебаем уху и с жадностью едим пахучие куски пойманной мной утром щуки. Потом пьем густой плиточный чай. Я прикидываю в уме рыбные запасы Кривого сора. За два часа мы с Василием выволокли семнадцать щук средним весом килограммов по шесть, а восемнадцатую — не менее тридцати. Всего, стало быть, сто тридцать пять килограммов. Комментарии, как говорится, излишни…

— Уварович, скажи, облавливался когда-нибудь Кривой сор?

Он морщит лоб, с минуту думает.

— В Цингалах живу с сорок седьмого года. На моей памяти никто, кроме меня, здесь не промышлял.

— Почему же такой богатейший водоем остается нетронутым?

— Чудак ты! Ведь сюда нужно продукты забрасывать, а людям избушки нужны. Для рыбы опять же ледники необходимо строить. А чем и как рыбу отсель-то вывозить? Дорог нету. Куда проще, парень, прииртышские озерины неводами процеживать. Частика с ершом да карасишком добывать. Волокиты меньше. А здесь организовать лов — дело сложное. Неводом в летнее время рыбу не возьмешь. Сам видишь: вода, как слеза, дюже прозрачна. Основная ловушка на таких песчаных сорах — спиннинг и жерлица, а для них нужна сноровка.

Возвратившись на кордон, мы застали там маленькую, сморщенную старуху хантейку.

Бабка неподвижно сидела на нижней ступеньке крыльца, уставившись щелками глаз в чащу леса, и даже головы не повернула в нашу сторону.

— Кто такая?

Уварович, сбросив ношу, обтер с лица обильный пот.

— Мать здешнего сторожа. Наверное, с Конды притопала. Она где-то там живет…

Солнце уже село. Поднялись полчища комаров. Мы успели распластать и засолить всех щук, приготовили уху и чай, а старуха все так же неподвижно сидела, не меняя позы.

— Схожу позову бабку ужинать.

— Навряд ли она пойдет. Знаю я ее, гордая старушка. — Уварович режет мелко лук и бросает в уху. Все же иду к Дому.

— Здравствуй, бабушка!

— Пете, пете! — по-своему отвечает она и, подняв голову, протягивает руку. Я присаживаюсь рядом.

— Пойдем с нами ужинать.

— Спасибо. Я маленько ела.

— Пойдем. Ведь издалека пришла. Наверное, шибко устала?

— Далека, парень, далека. — Она улыбается и достает из кармана старого латаного ситцевого халата прокуренную трубку. Раскурив, глубоко затягивается.

— А там кто еще?

— Василий Уварович Кошкаров.

— Эвон кто! А я и не узнала. Глаз совсем слепой стал. Худо видит. Василий хороший. Знаю его. Справедливый он, добрый.

— Ну идем же ужинать, — настаиваю я.

— Спасибо. Пожалуй, пойду, Василия поглядеть надо…

Она сидит у нашего костра, осторожно хлебает уху, изредка перебрасываясь с Уваровичем фразами.

— Как, Анисья Петровна, жизнь-то идет? — спросил Василий, отрезая хлеба.

— Плохо, Вася, плохо. Часто думаю, пошто рано моего старика бог прибрал. Был бы цел, разве так жили бы. Ушли бы на дальние сора, я — сети чинить, крючья точить, ягоду брать, он — рыбу ловить, оленя стрелять, белковать. Жил бы, как добрый человек. — Она тяжело вздохнула и достала кусок рыбы.