Журнал «Если» - «Если», 2006 № 1

Шаблон, по которому авторы выписывают героя, читателю понятен и близок. Не зря же постоянно твердят, например, поклонники Фрая: «Сэр Макс — это я».

Быть шестнадцатилетним — не мед. Подросток дьявольски тщеславен. Авторитет его невелик, лидерские качества неразвиты — и тем сильнее он стремится к власти. Его должны любить и уважать все, иначе он не состоялся как человек. А власть не может достаться просто так. Борьба, борьба и еще раз борьба! В романе Андрея Мартьянова «Войти в бездну» есть эпизод, когда группа исследователей нанимает проводника для путешествия по незнакомой и опасной планете.

«Оглянувшись, я натянул поводья, заставив гиппариона остановиться. Проклятье! Я сто раз предупреждал: без моего ведома никуда не отлучаться, не отставать, смотреть по сторонам в оба глаза и не забывать, что зримая идиллия в любой момент может ощериться зубастой пастью тилацина или мегалания! А с последним можно эффективно бороться, только сидя в бункере в обнимку со скорострельной пушкой… Убью идиотов! То есть одного идиота и одну идиотку!»

Ситуация странная. Исследователи — люди опытные. Связаны с разведкой. Они понимают, что если наняли проводника, то должны следовать его указаниям. Но герой действует в рамках «подросткового паттерна», а второстепенные персонажи ему в этом подыгрывают. Луи, герой романа, обязан утвердить свое право на власть. Сделать это в боях. Отсюда и его бьющая через край эмоциональность, отсюда его ненависть к людям, которые ему доверились. Луи не просто улаживает пустяковое недоразумение. Для него решается вопрос жизни и смерти.

Книга может научить подростка взрослости. А может утвердить в истинности инфантильного взгляда на мир. Это не так сложно, как кажется. Достаточно описать реальность, в которой подростки — все. Короли, маги, президенты, инженеры, солдаты. Никто не выделяется, все одинаково инфантильны. И читатель вдруг понимает, что в этом-то мире ему не надо меняться. Он хорош уже такой, каков есть. Пусть мозаичные мостовые Ехо пролягут в наших городах. Превратим Землю в Амбер, в Нетинебудет. Пусть дубравы Предвечного Эльфийского леса зашумят на развалинах цивилизации.

К сожалению (или к счастью?), это невозможно. Миры из эскапистских книг нежизнеспособны. Дело не в экономике, не в физике — дело в существах, их населяющих. Существах с психологией тинейджера.

Вот рассказ А. Уланова «Эльфийская обновка». Здесь мир выстроен по всем фэнтезийным канонам. Дивные и непостижимые эльфы, хитроумные мошенники, могучие маги. Это именно тот мир, куда раз за разом сбегают уставшие от современной реальности читатели. Герой рассказа мошенник Зигги — типичное великовозрастное дитятко. Основным мотивом его действий служит самоутверждение. «И этот вариант устраивал Зигги — потому как по части заполучения нужных ему вещей он не без основания мнил себя мастером». «Полтора Райля был очень высокого мнения о своей задумке». «Мошенник жалел только об одном — что не сможет увидеть лицо эльфа в миг, когда тот поймет, как именно его провели за нос…»

К эльфу, которого Зигги собирается облапошить, он обращается со словами: «Эй, длинноухий! Подь сюды!». Может ли считаться мастером мошенник, начинающий разговор с оскорблений? В подростковой системе ценностей унизить ближнего значит возвыситься самому. И когда авторская точка зрения переходит к эльфу, в грязи оказывается Зигги. Подключаются другие персонажи. Начальник стражи, градоправитель — все они наслаждаются унижением других, чтобы на следующей странице унизиться самим.

Не забудем и о подростковом тщеславии. В нем кроются корни речевых изысков вроде «перевести тело в горизонтальное положение» вместо «улечься». Дело не в низкой языковой культуре и не в какой-то особой иронии. Подросток стремится утвердить значимость всего, что делает и видит. Выпятить каждое слово, возвысить элементарное действие до уровня священного ритуала. Потому-то сэр Джуффин из «Лабиринта» Фрая не разговаривает. Он «сотрясает воздух необязательными упражнениями по прикладному лицемерию». У Андрея Мартьянова героя не просто хотят женить, а подходят к нему «с бесконечными матримониальными планами по адресу его скромной персоны». У Ольги Громыко в «Пивовое»: «Я тем временем вела с Бровыкой научно-теологический диспут о роли ведьм в экосистеме религии». Значимо? Несомненно. Не разговаривала, не беседовала, не болтала — вела диспут. Сразу становится понятно: перед нами не какая-то вертихвостка, но солидная ведьма.