— Семен! Семен! — орал Женька что было мочи. Ему еще думалось, что инспектор обернется на его крик, поймет, что происходит. Не тут-то было. Тащит телогрейку в лодку, того гляди перевернет ее… Надо прыгать. Надо!
Женька потоптался, примериваясь, и, выругавшись от всей души, сиганул в заводь со скалы.
Он вошел в воду ровно, почти без всплеска, вынырнул, отплюнулся, выругался коротко, саженками подался к деревцу, на котором болтался конец линя. Не обращая на инспектора внимания, Женька, зажав линь в зубах, так же быстро добрался до карниза у входа в грот. Выбравшись на камни, он вытянул слабину линя и намертво принайтовил его, обмотав вокруг обломка скалы.
Женька, все еще матерясь, обернулся к реке.
Инспектор копошился в лодке. Ему, Наверное, было совсем наплевать, куда тянет плоскодонку. Пораженный таким безучастием Семена к своей судьбе, Звонарев закричал!
— Мотор, мотор включай!
Однако Шухов и тут не обернулся, а все копошился в лодке.
Тогда Женька принялся тянуть лодку инспектора к карнизу, молча и озлобленно. Капроновая веревка резала руки, и пришлось отступить в грот, чтоб упереться ногами в камни.
Наконец моторка ткнулась кормой в карниз.
— Какого ты рожна?… — вскинулся было Звонарев, да осекся.
— Кровь вот на телогрейке. Запеклась. Стало быть, уж потом ее скинул. После ранения, — сказал Шухов.
— Догнал Лариску егерь возле самого порога. Обоих и затянуло. Сгинули и он и она, — помрачнел Женька. — Пошли отсюда. Без толку ждать.
— Нет ни берестянки, ни обломков от нее…
— Ну и что? — не унимался Звонарев. — Нет их обоих, погибли. А оморочку и в расселину какую могло загнать.
— Пока не увижу обломков оморочки, будем ждать. Ждать!
— И у меня сердце шерстью не поросло… Только к чему травить душу-то?
— Я сказал, будем ждать! — резко бросил инспектор.
— По мне, хоть год! — разозлился Женька и сел на камень.
* * *
Лодка с обломанной кормой наскочила на окатанный валун, въехала на него и накренилась. Воздетая рука Федора запрокинулась. И Лариса увидела, как тело его стало выскальзывать из-под банки, а ноги Федора, обутые в сапоги, погрузились в поток.
Пичугина вышла из оцепенения, затопталась на месте, не зная, что предпринять. Одно дело — спастись и пройти стремнины порога, его перепады самой, в одиночку, иное — выручить Федора и вместе с ним, вдвое рискуя, выбраться из пасти Змеиного.
Какое-то мгновение ее занимала мысль:
«Я его могла и не видеть… Не видеть ничего…»
Но тут же она громко, во весь голос, закричала сама себе, подбадривая и принуждая себя пойти на этот двойной риск:
— Стерва! Стерва, плыви, выручай! Из-за тебя он погибает на пороге!
Лариса еще не знала, каким образом она будет действовать. Однако прежде всего следовало добраться до Федора. Если Лариса не успеет и тело его выскользнет из-под банки через разломанную корму в поток, то, даже будь сейчас еще живым, захлебнется. Тогда всякая ее попытка выручить Сергунькиного отца заранее обречена. Федор и так, поди, нахлебался воды, когда моторка ухнула в вымоину за перепадом. Ведь Лариса сама мучилась в водовороте едва не минуту, а у нее были открыты глаза, и она помогала себе как могла.
Разбитая корма накренившейся на окатыше лодки покачивалась на пульсирующем напоре потока. Безжизненное тело Федора с каждым покачиванием все больше сползало в воду.
«Может, он уж мертв? — мелькнуло в мозгу. — Чего ж рисковать ради мертвого… — Но тут же Лариса усилием воли прогнала эту мысль. — Все равно выручай, паскуда! И не твое дело жив он или нет! Выручай! Любой ценой выручай! Остальное потом!»
Она ухватилась за корму оморочки и шагнула в поток. Но, прежде чем он подхватил и понес ее, Лариса успела прикинуть, как ей ловчее и удобнее подобраться к Федору. Решив выручить его во что бы то ни стало, она уже не думала о себе, и мысли ее занимало одно: успеет ли она к полуразбитой лодке вовремя, сумеет ли точно подойти к огромному окатышу-валуну, не пронесет ли ее мимо? Ведь она не сможет возвратиться к камню, если проскочит.
Держа легкую берестянку перед собой, Лариса соскользнула в реку. Нос оморочки тут же потащило потоком вниз, под бурун, образовавшийся от завихрения воды. Тогда, тяжестью всего своего тела нажав на корму, Лариса вздыбила острый форштевень лодки. И клокочущая пена, вместо того чтобы подмять оморочку, уволочь ее в глубину, собственной же силой перетащила берестянку и Ларису через свой горб.
Читать дальше