Сергей Наумов - Искатель. 1977. Выпуск №1

Они окружили дом, и Тасманов взошел на крыльцо, резко толкнув двери, встал на косяк.

На крыльце появился старик. Красноносый, с набрякшими клюквенными щеками. Он все время щурил один глаз, сверля им разведчиков. На лице его не было ни страха, ни растерянности. Кивком головы он пригласил нежданных гостей в дом.

— Кто-нибудь есть? — спросил Тасманов по-русски.

Старик вскинулся, пристально взглянул на капитана, и тот грубовато сказал:

— Времени нет, дед. Мы русские… Немцев в округе не видел?

Старик пожевал беззубым ртом, поджал губы, покачал головой.

Капитан быстро вошел в дом и увидел старуху. Она сидела тихо, почти не дыша, и походила на сонную ночную птицу. В руках ее, как сначала показалось Тасманову, было зажато лукошко с грибами, но, подойдя ближе, он рассмотрел старую елочную игрушку, сделанную из ваты, — маленькое гнездо с птенцами.

Старуха даже не взглянула на капитана. Казалось, засохшие и готовые вылиться слезы отягощали ее тусклые пустые глаза.

Дождь звенел по стеклам, стучал по крыше и в прикрытые двери, как человек, уставший в пути.

— Нужно накормить детей, — громко сказал Тасманов, убежденный, что старик понимает по-русски.

Двери распахнулись. Кудря остался на крыльце, пропуская мимо себя ребятишек, которые передвигались из последних сил, а войдя, ложились прямо на пол, и было видно, как мелкая частая дрожь сотрясает их измученные тельца.

Старик взял Кудрю за рукав и потащил к сараюшке, произнося одно только слово:

— Тенды… Тенды… [2] Туда… туда… (польск.) .

Они вернулись, неся на руках по большому хлебцу. Старик торопливо нарезал хлеб большими кусками, достал долбленный из липы ковш, крикнул что-то старухе, и та покорно поднялась с места, взяла ухват и полезла в печь.

Не хватило тарелок, старик сокрушенно покачал головой и разлил суп в глиняные большие кружки.

Дети ели молча и сосредоточенно, подбирая крошки, изредка взглядывали на взрослых затуманенными едой глазами.

«Откуда у старика свежий хлеб? — думал Тасманов. — Для кого он печет и прячет его в сараюшке? Не для немцев же?»

Капитан вышел во двор. Никого. «Апачи на тропе войны, — усмехнулся Тасманов, — все подходы перекрыли, а ведь устали-то как».

— Петухов, — тихонько позвал капитан, и тотчас из-за сараюшки появился сержант. — Отыщешь старое дупло с оружием. Возьмешь запасные рожки с патронами и рацию. Сам прятал — значит, помнишь где…

— Помню, товарищ капитан…

— Лошадь, если она еще там, тоже прихвати. И осторожненько… Немцы нас так не оставят. Много крови мы им попортили. И несем кое-что, чему сейчас цены нет. Понял?

— Понял, Андрей Савостьянович… Сделаю чисто…

— Мне рация нужна, — сказал капитан, — Долгих свою утопил. Мальчонка один у него сильно испугался, когда немец палить начал… Вскочил, качнул плотик…

— Вон оно как, — протянул Петухов.

— И посмотри там… Внимательно посмотри, как на границе. Следы фиксируй… Считай, что в наряд идешь.

— Есть в наряд, — улыбнулся сержант.

Петухов не шел, а как бы подкрадывался. Низко согнувшись, держа автомат наизготовку, он подолгу всматривался в густолесье, неторопливо переходил от дерева к дереву, замирал, сливаясь с ним, и снова смотрел до боли в глазах в просветы между соснами.

Капитан рассчитал точно, посылая сержанта за рацией. Служба на границе вырабатывает в человеке то шестое чувство, о котором любят шутя поговорить ученые и писатели.

Еще не видя врага, сержант угадал его появление. Помогли галки, шумливые, заполошные жительницы леса. Они гомонно сорвались с развесистого дуба, покружились над ним и полетели прочь, недовольно вскрикивая.

Петухов прекратил движение и лег прямо на мокрую прошлогоднюю листву, припал ухом к земле. И скоро услышал то, о чем догадывался минуту назад. Среди всхлипов дождя Петухов различил слабый шорох шагов, а точнее сказать, шарканье. И вот в обманчивой серой пелене возник силуэт, за ним другой и чуть поодаль третий.

Гулко застучало сердце. «В подзорную трубу смотрел капитан. Так они нас не оставят. Пятнадцать километров ничьей земли — есть где разгуляться. Разведка или дозор?.. Идут неслышно «охотнички».

Сержант пропустил разведку — немцы прошли чуть левее того места, где он лежал, — и рванулся в сторону, в самую чащу, надеясь там найти себе укрытие.

Завал из полусгнивших деревьев возник в полумгле чащи, как спасательный круг в зеленом океане леса, нашлось и укрытие — нечто напоминавшее медвежью берлогу, поросшее мхом, еще хранящее запах осеннего тлена и полусгнившей хвои.