Журнал «Если» - «Если», 2010 № 11

— Он очень ревнив, — возразила женщина. — И никогда меня не простит!

— Ну-ну, — нетерпеливо произнес Мортелл, — не надо больше об этом…

— Я приличная женщина!

— Знаю. Кстати, я подложил в чай стрихнин. — Голос Мортелла выдавал его усталость и отчаяние.

— Что вы сказали?

— Я подмешал в наш чай стрихнин, это такой яд. Через несколько минут мы умрем.

— Я вам не верю!

Женщину пугала мысль о том, что она умрет в объятиях незнакомца, и муж, вернувшись домой, застанет ее с чужаком.

— Это быстродействующий яд. Я бы использовал кураре, но не смог достать. Скоро все для нас закончится.

Они молчали, не шевелясь.

— Ты чувствуешь что-нибудь неладное? — спросил наконец Мортелл.

— Нет…

— Что ж, подождем еще немного…

Мортелл был растерян, да и женщина начинала томиться. Он пытался ни о чем не думать, но ему представилось, как его мозг обретает не девственно-чистый, а желтоватый оттенок желчи.

— Как тебя звать? — спросил он, чтобы отвлечься.

— Ортенсия. А вас?

— Мортелл.

— А полностью?

— Просто Мортелл.

Он не решился признаться в том, что его имя — Нарцисс. К тому же он был уверен, что женщина солгала. Возможно, ее назвали Ванесса, Соланж или одним из тех имен, которые были в моде три десятилетия назад. Хотя, в конечном счете, это не имело никакого значения.

— И что дальше? — Судя по всему, терпение женщины окончательно лопнуло, и она решила не тратить больше ни секунды на ожидание смерти.

— Ничего не поделаешь, — сказал Мортелл. — Наш организм постоянно меняется. Теперь он научился усваивать стрихнин, и кто знает, какие еще яды стали для него безвредными. Умереть очень трудно. Впрочем, как и жить… У меня такое ощущение, будто я мчусь к перекрестку на желтый сигнал светофора и уже нельзя ни продолжать движение, ни остановиться. Знаешь, что такое светофор?

— Нет.

— Был когда-то такой аппарат, который регулировал движение автомобилей.

— Автомобилей… Сколько же вам лет? Вы, должно быть, очень старый. И говорите совсем как «ультра». Но вы же не из этих, верно?

Ортенсия была сильно напугана. Она бы, наверное, убежала от него, но на улице еще опаснее, чем дома.

— Возможно, когда-то я относил себя к «ультра». А теперь какой смысл быть «ультра» или кем-нибудь еще? Разве в мире остались люди моложе двадцати лет? Единственным видом, который способен давать потомство на этой планете, стали токсиконы. Люди думают, что знают всё, а сами не знают ничего. Мы уже давно перестали учиться чему бы то ни было.

Он спохватился, что говорит бессвязно и слишком взволнованно, и умолк.

— В конце концов, это было не так уж противно, — сказала Ортенсия. — Вы уверены, что мой муж не вернется?

Мортелл дважды кивнул. Но женщина ничего не видела в темноте.

— У меня еще есть надежда, — сказала она.

— Надежда на что? — спросил Мортелл. Помолчав, он добавил: — Мне пора. Не могу находиться так далеко от дома.

— Не уходите! Мой муж отправился на поиски динамита, чтобы взорвать наш дом!

— Да что вы! Думаете, нам так повезет? После неудачи со стрихнином?

— Если динамит не взорвется, можно попробовать жевать его, — пролепетала она.

— Это не здесь, — тихо сказал я.

Однако таксист услышал меня:

— Но я привез вас по адресу!

И все-таки это был не мой дом. Я сосчитал руками прутья в решетке забора. Их оказалось всего девять.

— Послушай, приятель: ты, как и я, заблудился, просто не хочешь признаться.

— Я знаю город, как свои пять пальцев!

— Не валяй дурака! Я живу не на твоей ладошке.

Таксист цокнул языком и издал звук, который, видимо, означал смешок. Потом рванул с места на такой скорости, что я с трудом сумел удержаться на сиденье, вцепившись в талию мальчишки.

Мортелл едва волочил ноги, пробираясь сквозь окружавшие его расплывчатые тени — такие пухлые и черные, что, казалось, они способны бесследно поглотить целую толпу.

Дойти или не дойти — вопрос не в этом, думал Мортелл. Вопрос — зачем?

Ему становилось все труднее переставлять ноги. Нарастающее ощущение опасности заставляло волосы на затылке вставать дыбом. Он вытянул руки перед собой и сам себе показался смешным и похожим на сомнамбулу. Однако он сумел сделать еще несколько шагов. Потом остановился, чтобы поправить носовые фильтры. Ему вдруг пришла в голову мысль, что если он вдохнет окружающую его мерзость, то немедленно умрет. А почему бы и нет? Он и так уже мертв. Ему казалось, что на всей планете остаются лишь он, еще какой-то бродяга и фильтры. Пусть токсиконы получат в наследство всю Землю.