Яна Дубинянская - Безлюдная долина

Волна была на месте. Она по-прежнему высилась над пляжем чуть наклонной зыбкой стеной, но в ней почему-то уже не чувствовалось угрозы, она казалась какой-то обыкновенной и даже будничной.

Дюваль затормозил и вдруг понял, в чем дело.

Под этой стеной, этой махиной воды, бросающей вызов законам природы, мирно расположилось, симметрично рассевшись вокруг клетчатой подстилки, семейство Валуа. Они обедали! Обедали как ни в чем не бывало.

«Не решились бросить свою палатку», — зло подумал Дюваль. Он спрыгнул с мотоцикла и направился к пляжу.

И напоролся на стену. Невидимую, неосязаемую — и все же неприступную стену. Сначала Дюваль не поверил в её реальность. Потом он неистово бил в неё кулаками и ногами, которые тонули в пустоте, ломился плечом… А Валуа поглощали вареную курицу, не глядя в его сторону. Мортаня нигде не было видно.

— Мишель! — позвал Дюваль. — Мишель!!!

Но он не показывался.

Тогда Дюваль решил потревожить это сытое, безучастное, в этот миг ненавистное ему семейство — но ведь их фамилия была вовсе не Валуа, и с какой стати стали бы они поворачивать голову на чужую Фамилию?

Но имя девушки он знал.

— Кристин!

Пышная блондинка тяжело поднялась и направилась в его сторону. Она шла, плавно покачивая бедрами — но шла не так, как идут на зов, нет, она просто прогуливалась. Она дошла до конца пляжа и ступила кончиком бело-розовой ноги на асфальт нагретого солнцем шоссе.

Между ними было каких-нибудь полтора шага…

— Кристин!

Дюваль шагнул вперед. Но она не видела и не слышала его. В её круглых серо-голубых глазах он не видел своего отражения. Зато в них отражаюсь отчаянье и страх, и от этого её лицо казалось наивно-детским и трогательным. Она выставила вперед растопыренные ладони, словно пытаясь защититься от чего-то или что-то оттолкнуть.

И Дюваль, сам не зная зачем, приложил свою руку к её, как это делают дети. Рука Кристины была большая — только чуть-чуть меньше, чем у него — и, наверное, мягкая и теплая, но этого Дюваль не почувствовал.

Кристин резко повернулась и побежала к палатке. Дюваль услышал за спиной шум подъезжающих машин. Обернувшись, он увидел, как с нескольких огромных самосвалов выгружают кюветы с раствором и плиты ракушечника.

— Зачем это? — прокричал он водителю, перебивая шум и грохот.

— Будем ставить стену. Раз туда нельзя попасть. нечего, чтобы такие, как ты, ходули и глазели.

— Как нельзя попасть?

— А никак. Ни с дороги, ни с моря, ни с воздуха.

— А со стороны скал?

— Так они же неприступные.

А тем временем рядом палаткой Валуа откуда-то появился Мортань, и Дюваль вздохнул с облегчением, увидев его. Визжащие буры уже вспарывали асфальт, и Дюваль сел на мотоцикл. По крайней мере, теперь он знал, что делать.

Теплое спокойствие Вероньеза. завораживало. Неизъяснимого очарования была исполнена сама его камерность — стоя на набережной, достаточно было повернуть голову на право и налево, чтобы увидеть, где он кончается. Эта набережная была вся расцвечена яркими курортными красками, но даже они, кричаще-назойливые в больших приморских городах, здесь казались мягко-сгармонированными.

Дюваль шел по шахматно-пятнистой от древесной тени аллее. С одной стороны между стволами светилось море, а с другой под углом поднимался вверх поросший или засаженный деревьями зеленый склон. Вверху, за ним, тоже был Вероньез, но совсем другой, не курортно-праздничный — просто пыльный провинциальный поселок. Вся жизнь была сосредоточена здесь, внизу.

Дюваль всегда жалел людей, вынужденных круглый год жить в таких вот провинциальных курортных городишках. Сам он утверждал, что не может существовать без Парижа, хотя и чаше других видел Париж с изнанки. Но сейчас…

Медленные, тяжелые шаги Дюваля широкими следами отпечатывалась на посыпанной песком дорожке. Теплый ветер слегка шевелил его волосы и уносил в маре все звуки спокойного веселья набережной. «Я сюда никогда не вернусь…»

Он знал, что не вернется ни в Ниццу, сверкавшую в нескольких километрах, ни в Париж, ни в весь населенны людьми мир. Но сейчас этот мир сосредоточился в маленьком карманном городке Вероньезе, и не жалко было отдать полцарства и полжизни, чтобы только остаться здесь навсегда.

Поддаваться таким мыслям было недостойно полицейского, мужчины, человека. Дюваль ускорил шаги и решительно вышел на главную улицу.

В городках, подобных Вероньезу, можно было купить вое, что угодно дешевле, чем в Ницце, хотя и намного дороже, чем в Париже и других больших городах, Дюваль приобрел полное альпинистское снаряжение и большой брезентовый рюкзак. В соседнем, продуктовом магазине он доверху набил его сухими продуктами и консервами.