Журнал «Если» - «Если», 2005 № 05

В таком состоянии он несколько вечеров блуждал по городу, размышляя о своем даре. На душе было пусто, казалось, что все самые лучшие его книги уже прочитаны и от литературы ждать больше нечего. В одну из таких вечерних прогулок Читатель увидел в витрине книжного магазина яркую обложку какого-то бульварного романчика.

Удивляясь самому себе, он зашел в магазин, купил это дешевое издание, пришел домой и за ночь прочитал его от корки до корки. Поутру Читатель устыдился своего поступка и, пока никто не видел, выбежал из дома и выкинул книжку в мусорный бак. Вернувшись в свою библиотеку, Читатель вдруг обнаружил, что классики смотрят на него искоса. Какую бы из настольных книг он ни открывал, выходило одно и то же — все авторы осуждали Читателя за его вдвойне скверный поступок. Толстой ставил на вид сам факт чтения такой низкопробной пошлятины, Достоевский присовокуплял еще и то, что книга после этого была выброшена, а Ницше вообще ставил под сомнение подмоченную гениальность Читателя. Все эти упреки можно было пережить, но совершенно невыносимо вел себя Чехов: он не клеймил и не обвинял, он только печально усмехался и именно это доконало Читателя. Читатель понял, что переступил некий рубикон.

Тогда он повернул все книги в своей библиотеке корешками к стене, разбил лупу и принял обет нечитания. Несколько месяцев он не читал ничего, кроме квитанций об оплате электроэнергии и вывески «Гастроном», маячившей в окне. Потом он стоически отказался и от этого. Долгие годы он занимался лишь тем, что вспоминал прочитанное, переосмысливал его заново, и старые прописи вдруг стали открываться Читателю с новой, неожиданной стороны. Все остальное ускользало от него: глаза, лишенные букв, видели все хуже, руки, оставшиеся без книг, не знали, куда себя приложить, на высохшей, будто пергамент, коже проступали всякие разные слова. Постепенно читатель стал превращаться в книгу — спина его покрылась коленкоровым панцирем, тельце скукожилось и расслоилось на листы, мышечный аппарат плавно перетек в тиснение, кровь перебродила в целлюлозу. Наконец, примостившись на полке рядом со своими любимыми фолиантами, где-то между Кафкой и Гофманом, Гениальный Читатель замер и обрел свой покой…

Эта книга до сих пор хранится в библиотеке имени Гениального Читателя, ее не выдают на дом, с ней можно познакомиться только в читальном зале. Никто еще не смог дочитать книгу до конца. Некоторые пытавшиеся утверждают, что она слишком трудна для восприятия и поэтому бессмысленна, другие говорят, что все ее страницы девственно чисты, третьи рассказывают, что нашли в ней только слово «Гастроном» и разрозненные столбики ничего не значащих цифр, четвертые просто ничего не могут вспомнить. Эта книга пока не нашла своего читателя, она все еще читает сама в себе.

{1} В первом номере «Если» за этот год, отвечая на просьбу читателей, мы пообещали рассказать на страницах журнала о проблемах литературного перевода. Предлагаем вам заметки лучшего европейского переводчика 2003 года (по итогам ЕВРОКОНА-2004), директора издательства «Титул» и организатора школы современного перевода.

Мы совершенно незаметны.

Известных авторов встречают, раскрыв объятия и со счастливой улыбкой на лице, хлебом-солью (а точнее, рюмкой) и теплыми словами. Мы входим бочком, робко здороваемся и не удивляемся, если нам не отвечают — ведь мы незаметны. Как тихие, серые тени, мы оставляем свою работу и не знаем, какие изменения в нее внесут, пока не выйдет книга — может, через полгода, может, через год. Когда приходит пора, мы являемся за гонораром, на который невозможно прожить, и мечтаем о следующей работе. Среди нас филологи и химики, врачи, студенты и доктора наук, порой даже государственные чиновники; никто об этом ничего не знает, ибо, как бывалые резиденты, мы забываем свое прошлое. На писательские конгрессы нас не приглашают, а если мы приезжаем сами, на нас не обращают внимания — кому мы нужны? Когда критики взахлеб расхваливают книги, о нас и не вспоминают, хотя слова для книги подобрали именно мы. Никто не интересуется нашим трудом, о нас не говорят — не потому что неприлично, а потому что говорить о нас забывают, даже компетентные органы интересовались нами лишь в советские времена. А между тем нас читают сотни тысяч людей…

Мы совершенно незаметны.

Мы, переводчики.