Эрик Рассел - Течение Алкиона. Антология британской фантастики

— Мы сделаем так, как ты хочешь, — сказал я. — Но мне непонятно почему.

— Я стар, — снова сказал он. — А это не так просто, как у тех, кто постоянно стареет с одним мозгом. Все дело в фиксации. Она становится навязчивой. Намерения начинают расходиться с суждениями. Стены мозга крепко опечатываются, и двери в них больше не открываются. Я часто завидую вам, людям, которые могут жить всю свою жизнь одним постоянным потоком, с вашим отличием и одновременностью происходящего. Это ценное качество — способность забывать что-то ради сохранения умственного единства. Но вы великие торговцы в Галактике. Ваши сделки хорошо заканчиваются. Смешно или нет, но люди объединены внутренне, но разъединены внешне, в то время как хормонцы — наоборот.

— Ты не так стар, чтобы готовиться к смерти, — возразил я. — Не говори, как покойник. Ты все еще можешь забираться во все отсеки своей памяти. Ты еще не начал терять себя.

— Ты не знаешь, что это такое, — сказал он. — Я могу передвигаться от ячейки к ячейке. Медленно и с усилием. Но все они так набиты, так переполнены. Клаустрофобия. Пространства для движения нет, нечего тратить. Мой потенциал полностью использован. Я собрал слишком много секретов, слишком много воспоминаний, слишком много грез. Никогда не думал, что буду сожалеть, что так много спал, но я жалею. Грезы — слишком большое расточительство для мозга, мой друг. Я хормонец, а когда хормонцы переполняются, они достигают своего конца. Я хотел бы забыть кое-что и высвободить немного пространства, но не могу. Позавчера меня осенило. Новые вопросы не нужны, я даже жалею о часах, проведенных сегодня. Вскоре даже минуты станут болезненными для меня, информацию придется засовывать в разные глухие углы. Последний жест, вот и все, что я могу запомнить. Один последний план, одна последняя цель, одно последнее путешествие. Мне хотелось бы снова совершить невозможное. Особенно сделать невозможным этот конец.

— Но почему «Потерянная Звезда»? Почему именно теперь? Ты мог отправиться туда в течение последних сорока лет многократно. Не потому ли, что она — новый центр внимания?

— Нет. Смерть хормонца не зависит от моды. Мне не хочется умирать одному. Я буду рад, что ты находишься поблизости. Но остальное к делу не относится. За предыдущие сорок лет причины отправляться за «Потерянной Звездой» не было, а теперь она есть.

— Ты знаешь, что у нее за груз? — удивленно спросил

— Не точно. У меня есть подозрения. Но об этом я не могу тебе сказать. Пока. До тех пор, пока я не буду знать, что потерпел неудачу и груз достанется вам. Я могу ошибаться. Но на ней может вообще не быть груза.

— Ты думаешь, что груз был с Хормона, — настаивал я.

— Нет, — ответил он. — «Потерянная Звезда» никогда не заходила на Хор. Если там есть груз, то он оттуда, что в настоящее время не существует. — Он улыбнулся. — С Мейстрида.

Он встал. И я встал с ним, пожав руку вновь. Она была легкой и до смешного нереальной.

— Увидимся, — пообещал он.

— Надеюсь.

— Кувио передаст устройство для нашего совместного полета. Мы стартуем рано утром.

Он ушел, а я остался. Ив вглядывалась в меня.

— В чем дело? — спросил я. — Удивляешься, почему я продал твоего босса маленьким зеленым человечкам? Предательство по отношению к Титусу Шарло или что-то еще?

Она игнорировала мои скверные манеры.

— Что такое Мейстрид? — спросила она.

— Не знаю, — сказал я. — Англизированная форма хормонского слова. Может быть, название мира. Нужно спросить у англоговорящего хормонца, я думаю.

— Ты не спросил у Алахака?

— Он не хотел, чтобы я спрашивал.

— А что он говорил раньше об изменениях своего мозга? Я не поняла.

— У хормонцев секционный мозг, — объяснил я. — Память у них идеальная — они никогда и ничего не забывают. Они сортируют и классифицируют свои воспоминания и держат их отдельно в банках памяти, которые Алахак назвал ячейками. Их сознание за раз может изучать одну секцию. Их мозг существует во всех ячейках, но когда ячейки переполняются, их мозг становится все меньше и меньше. Постепенно он раскалывается, прекращает существование. Это — смерть. Из принципа — это их обычаи — хормонцы выбирают смерть до того, как достигнут разрушительного уровня или когда условия становятся подходящими. Им нравится во время смерти совершить что-то полезное. Это дело чести. Каждый хормонец хочет оставить о себе память как о погибшем герое.

— Поэтому Алахак считает, что «Потерянная Звезда» — разновидность ритуального исхода?