Владлен Юфряков - Агава Супсова

- Не бойтесь, это совершенно безопасно.

Боялся ли я? Ничего страшного тут не было. Просто неприятно, как будто по руке пробежал безобидный паук с большим черным крестом на спине.

Олег Николаевич стоял с видом победителя. Но не услышав моих восторженных восклицаний, он сначала удивился, а потом и обиделся. Нет, он не сказал ни слова. Все было видно и так. Может, и у меня не было настроения. Поэтому и опыт оставил странное впечатление. Молчание затягивалось.

Тем временем чудесно оживший стебель бессильно поник. Да и все растение приняло свой обычный вид.

Чувствуя, что встреча может стать последней в этом году, я постарался исправить положение:

- Очень занятно... Реакция, пожалуй, сильней, чем у мимозы. Неужели все растения, растущие здесь, так охотно подчиняются вам?

Я глянул на Олега Николаевича и понял, что мои старания напрасны. Меня тоже начало одолевать раздражение. В конце концов из-за этих, очень сомнительных опытов человек просто испортил вполне приличный сад. Испортился сам и портит настроение другим. Терпение мое готово было лопнуть. Я чуть не махнул рукой от досады. Но весь этот бунт был только в моих мыслях. Мы стояли друг перед другом и молчали. Молчали уже слишком долго.

- Да, сад стал беднее, - я заговорил первым. Заговорил раздраженно и еще раз критическим взглядом окинул зелень. - Кажется, тут раньше была красивая агава...

Олег Николаевич вздрогнул, как будто растерялся и, опустив глаза, вдруг забормотал:

- Знаете, я ее выкопал, но это, поверьте... и сегодня мне не хотелось бы...

Боже мой, каким все-таки может быть человек! Я схватил Олега Николаевича за руку:

- Извините, пожалуйста! Не будем об этом вспоминать. Лучше к морю!

Нам удалось сохранить добрые взаимоотношения. И во время этого отпуска Олег Николаевич часто рассказывал о своих собственных стимуляторах для растений, об опытах с ними. Все это хорошо, но мне гораздо больше нравилось, когда мы с ним говорили о выращивании самых обыкновенных цветов. Теперь мы большую часть времени проводили на морском берегу. Сад утратил для меня свою привлекательность. Да и Олег. Николаевич не очень настаивал на его посещении.

Отпуск прервался неожиданно. Заграничная командировка! Меня известили телеграммой. Хотя времени было мало, я все-таки поставил об этом в известность Олега Николаевича и даже показал телеграмму. На прощанье я обещал прислать что-нибудь диковинное. Расстались без особого сожаления.

Обычно я выезжал на месяц или два, не больше. Пока освоишься в новой обстановке, переваришь массу свежих впечатлений, соберешь материал и вот-вот наметишь контуры предстоящего отчета, начальство тут как тут. Короче, долго не засиживался. Даже соскучиться как следует не успеешь. Так же я настроился и на эту командировку, а вышло совсем иначе.

Полгода я выдержал сносно. К концу года вспомнил всех хорошо и плохо знакомых. Даже Супсову выслал в специальной посылке что-то из многочисленного семейства амариллисовых. Еще год продержался на воодушевляющих посланиях начальства. На третий год стало совсем плохо. Ни с того ни с сего разрегулировался сон и, самое странное, исчезло чувство любопытства.

Работу стал выполнять чисто по долгу службы, так как был дисциплинирован и в некоторой степени самолюбив. Считал дни, считал месяцы. Их набралось ровно на три с половиной года, когда пришло короткое распоряжение о выезде на родину.

И вот я снова дома!

Пересказывать мои чувства словами трудно и не стоит. Это надо пережить самому. Вернулась жажда деятельности, жадность к новому. А новым было все, что я встречал. В общем, все было прекрасно, и, когда наступило время отпуска, я отправился на юг с ощущением, как будто еду туда впервые.

Вечером я мысленно исповедовался перед морем. Только оно не изменилось за время моего отсутствия. Тут, на берегу, я переоценивал свои чувства, приводил их в порядок, чтобы не растерять что-то хорошее и не казаться в глазах других немного глуповатым.

На другой день вспомнил о Супсове. Захотелось его повидать. У моря встретиться не удалось, и я отправился в гости без приглашения. Думаю, что наше многолетнее знакомство давало на это право.

На мой настойчивый звонок Олег Николаевич вышел к калитке. Некоторое время он пристально вглядывался утомленными, покрасневшими глазами. Узнал не сразу, и, похоже, не потому, что забыл, - просто его мысли были заняты чем-то другим. Постепенно Супсов вернулся к действительности.