Максим Фрай - Энциклопедия мифов (Том 2)

- Ага, как же! Молчал как партизан, - запоздало обижается Веня. - Не думаю, что ты считал меня близким другом. Так, приятелем... Впрочем, иных отношений с людьми ты, насколько мне известно, не заводил.

- Да? Вообще-то я, кажется, вполне себе рубаха-парень, душа нараспашку...

- Ага! Это сейчас, когда тебя к стенке приперло, не знаю уж что, или кто, но дело свое оно знает крепко.

- Кто - "оно"? - пугаюсь.

- Которое приперло. Не хипеши. Я не в курсе твоих дел. Так, примазался. Постарайся смириться с мыслью, что я, скорее, болван-захребетник, чем мудрый наставник.

- Сейчас, - говорю, - смирюсь. Вот покурю и сразу смирюсь. Честное слово.

- Ну, покури, дело хорошее. И давай, открывай следующий файл. Не растягивай удовольствие. Чего уж там!

- Действительно, - киваю обреченно.

Щелкаю мышкой, открываю файл под названием "Город". Мне почему-то страшно. Как в зеркало посмотреть. Или даже хуже, не знаю.

Я не уверен, что о Городе можно писать. Вот так взять и написать, черными буквами по белому полю, не зашифровав, не позаботившись даже спрятать этот файл поглубже, подальше от чужих глаз. Если сейчас вырубится на фиг электричество, или полетит хард-диск, или даже обрушится потолок, я не удивлюсь. Скорее, мне спокойнее станет, если меня остановит какая-нибудь грубая внешняя сила.

Нет, поди ж ты, не останавливает. Ну, ладно. Попробую.

В общем, так.

Есть некий город в горах. Без названия - просто Город. Мое фирменное наваждение, персональная фата-моргана, сладостный, пугающий мираж. Надеюсь хоть, не фамильное проклятие, это было бы совсем уж нелепо.

Хроники помешательства.

Май 92-го. Я ехал на поезде. В Москву, между прочим - вот, по всему выходит, что доехал и даже как-то прижился. Мне попался странный (это еще слабо сказано!) попутчик. Но поначалу мы, вроде как, поладили и стали играть в нарды. А потом он предложил мне выглянуть в окно. Я выглянул.

Открывшийся ландшафт никак не мог существовать на обширной территории между моим родным городом и Москвой. Потому, хотя бы, что территория эта равнинная, а за окном я увидел горы. На склоне ближайшей горы толпились причудливые тени, четко прорисованные на ультрамариновом фоне ночного неба, горели оранжевые и зеленые огни, затмевающие тонкий серп ущербной луны. Город.

Мне бросилось в глаза странное сочетание приземистых массивных зданий и хрупких, почти игрушечных башенок, и еще дом из белого кирпича, на островерхой крыше которого крутился флюгер в форме попугая.

Ясен пень, я испугался. Все известные мне географические карты многомиллионным хором массовых тиражей свидетельствуют: никакого города там быть не могло. Гор, впрочем, тоже. Мне, как и прочим пассажирам дополнительного поезда, полагалось созерцать совсем иной, скучненький ночной пейзаж: степь да степь кругом, сиротская темнота пашен, узкие полоски лесопосадок, редкие огоньки станционных будок. Но я видел город в горах, даже музыку, кажется, слышал. Какие-то сладостные обрывки старинных танцевальных мотивчиков. Прекрасный мелодический вздор.

Так страшно мне, кажется, еще никогда не было. Почему - не могу сформулировать. Не сейчас.

А в ту ночь, в поезде, я вдруг вспомнил, что этот самый город в горах часто снился мне прежде; всякий раз, оказываясь там во сне, я знал, что попал домой. Не больше и не меньше.

На меня тут же обрушилось множество щемящих подробностей: узкие тротуары; переулки-лестницы; цветные лоскуты бесчисленных вывесок; полосатые тенты над длинными уютными верандами; пахучая зелень живых изгородей; плетеные гамаки в садах; сладкий ванильный дух из кондитерской на центральной площади; неспешный говор завсегдатаев кофейни с огромными окнами, прозрачными, но искажающими силуэты, как озерная вода; изящно изогнутый мостик через узкую горную речку, разделяющую город на две неравные части. И еще один мостик с гладкими деревянными перилами, и ароматный дым ритуальных охранительных костров на городской окраине, и еще... И еще, и еще, и еще.

С ума сойти можно!

С ума сойти можно хотя бы потому, что снов о городе в горах я до той ночи не помнил напрочь, да и когда увидел его за окном, не встрепенулся, хмелея от узнавания. По крайней мере, поначалу - не встрепенулся. Обычно-то я запоминаю все, что мне снится; в свое время даже придумал способ ловить ускользающее сновидение. Для этого, проснувшись, надо осознать себя бодрствующим, но всего на краткий миг. Потом следует снова закрыть глаза и задремать, но не заснуть, а именно задремать, нащупать границу между сном и явью, и тогда - хлоп! - Макс хороший охотник, полузабытый уже сон занимает свое место в активной памяти. По крайней мере, вспомнить его теперь будет столь же просто, как любое другое недавнее событие.