Журнал «Если» - «Если», 2009 № 06

Проблема финала возникла довольно поздно. Долгие века существования мировой литературы подразумевалось, что автор, создавая некий мир, как и Творец наш, по образу и подобию, обязательно покажет начало этого мира, его жизнь и завершение. Если роман приключенческий — обычно любовно-приключенческий, — дело обязательно доводится до свадьбы и даже есть короткое изложение, что было потом. Главный объект литературы — человек. Чем заканчивается человеческая жизнь — известно. Поэтому делался намек: это случилось не скоро, а пока что «жили долго и счастливо». Даже небольшая новелла завершалась рассказом о том, что произошло с героем впоследствии. Создавался мир вне зависимости от размеров этого мира. Более того, читатель ждал еще и морали — зачем это все рассказывалось. Финал оформлялся по всем правилам. А в больших книгах ждали не просто финала, а развернутого нравоучения, желательно с отступлениями и пояснениями, как в романах эпохи барокко.

Кстати, роману эпохи барокко не повезло. Средневековые романы переиздаются, в них эстеты находят некий вкус. Романы же барокко, считай, пропали. А между тем каждый из них рассматривался как целый мир, который должен быть с человеком всю его жизнь. Следовательно, в романе должно быть все — энциклопедия, пояснения к каждому более или менее серьезному эпизоду, тщательно выписанные личности, развернутый рассказ о том, чем завершалась история, причем не только главная, но и история каждого персонажа… Ни один вопрос не должен остаться без ответа! Что случилось с персонажем Имярек? — см. приложение 15-а. Писатели считали своим долгом ответить на любые вопросы по создаваемому ими миру. Читатель же знал, что это правильно.

Когда возникли проблемы с финалом? Когда культура пошла в массы.

Больше стало грамотных, и появились технические возможности для издания литературы массовыми тиражами. Вот тогда и появился великий соблазн — фельетонный роман или его российский вариант: роман в брошюрах. Как только возникли дешевые типографии, как только петербургские дворники научились читать (они служили в полиции и volens nolens приходилось знать грамоту), вот тогда-то для них стали издавать свой вариант бульварного романа. Там уже требовалось иное. Прежде всего, сыщик Путилин не должен в конце каждой книги жениться (обычный финал), или умирать (а как же продолжение?!), или, допустим, попадать в тюрьму (а если попадать, то с явным намеком, что он оттуда выйдет). Финал искусственно превращали в «подвешенный». Из ясных коммерческих соображений: зачем же рассказывать, чем закончилась история, которую, в принципе, можно продолжить?!

Вот тогда-то финал и начали профанировать. Не в силу глубоких изысков и творческих мучений, а в силу чисто экономических расчетов — как это ни обидно звучит, но для определенного потребителя: горничных и дворников.

Возьмем пример из близкого искусства — кино. Кино-то выросло на литературных сюжетах. К сороковым годам прошлого века великая империя Голливуд опошлила все, что только можно. Все жанры, все сюжеты. Зритель прекрасно знал, чем дело кончится и что скажут герои в конце.

В какой-то момент от этого начало тошнить.

Сороковые годы стали толчком к возникновению принципиально новых взглядов на финал. Во время войны стали снимать откровенную патоку — из вполне понятных соображений. Беспроблемные фильмы, где все пляшут, а потом женятся. Изредка возникали картонные немцы, но в финале все равно — поцелуй. Тогда в Голливуде под войну как раз разрешили поцелуи.

Для приятственности еще и «включили цвет».

И вдруг пошла реакция. Кругом идут фильмы-конфетки с обязательным хеппи-эндом. А кое-где появились принципиально иные фильмы. Черно-белые, снятые про не очень-то удачливых людей. В кадре их били без стеснения, они много пили и курили, почти никогда не снимали шляпы. Им ничего не удавалось, успехи были временными, женщины — красивые и брутальные — предавали их регулярно, а они предавали женщин. Родился жанр нуар. Нуаром его назвали благородные французы. Интересная ситуация: по одну сторону кинобаррикад все поют и пляшут, а по другую — бродят мрачные, надежные, крепкие Хемфри Богарты, у которых ничего не получается, но в них есть изюминка.

И вот тут стал обязательным плохой финал. Оборванный финал, как случайной пулей обрывается наша жизнь, как обрывается история, которую вы не дослушали в поезде. В этом видели высший шик — новую форму! Историю обрывали, стилизуя «под жизнь».