Дэвид Хартвелл - Научная фантастика. Ренессанс

Эван улыбнулся. Он давным-давно раскодировал двухступенчатый вирус, который испробовал на нем генный пират: вирус состоял из некоего «троянского коня», отвлекающего внимание Т-лимфоцитов, пока вторая его составляющая переписывала гены лояльности, которые компании вживляли в своих работников. Эван в очередной раз убедился в ценности приобретения. Он сказал:

— Мне нужен кто-нибудь вроде вас в организации. И, поскольку вы так долго подбирались ко мне в надежде соблазнить, возможно, вы окажете мне честь стать моей женой. Жена мне будет кстати.

— А вы готовы жениться на убийце?

— Конечно! Я и сам был таким.

Эван понимал, что приближается крах рынка. Из-за генных войн основными продуктами питания остались соевые бобы, рис и бесплатно распределяемые дрожжи — искусственные, вечно мутирующие болезни свели зерновые и прочие культуры, которые чего-то стоили, к нуклеотидным рядам, хранящимся в компьютерных базах. Три международные биотехнологические компании держали патенты на потребляемость калорий девяноста восьми процентов человечества, но они утратили контроль над технологиями, которые под давлением военной экономики упростились до такой степени, что любой мог запросто манипулировать собственным геномом, соответственно меняя и телесную оболочку.

Эван сколотил состояние на индустрии моделирования, продавая шаблоны и микроскопических самовоспроизводящихся роботов, которые вносили изменения в ДНК. Но он понимал, что рано или поздно кто-нибудь начнет продавать систему прямого фотосинтеза, поэтому его экспертные программы, следящие за котировками акций, отсматривали и все разработки в данной области. Они с женой продали контрольный пакет акций своей компании за три месяца до того, как появились первые зеленые люди.

— Я помню времена, когда мы знали, что такое человек, — печально произнес Эван. — Наверное, я старомоден, но что делать.

Из облака висящих в воздухе брызг его жена отвечала:

— Так вот почему ты не захотел стать зеленым? Из-за своей старомодности?

— Трудно отказаться от прежних привычек. — На самом деле он любил свое тело таким, каким оно было. А в те времена переход на фотосинтез означал соматические мутации, без которых невозможно было вырастить черный метровый колпак для абсорбции необходимого количества световой энергии. Большинство людей жили в тропиках, толпы анархистов в черных колпаках. Работа перестала быть необходимостью и сделалась привилегией. Эван добавил: — Я буду скучать по тебе.

— Что ж, по правде говоря, — ответила жена, — мы никогда не любили друг друга. Но я тоже буду скучать. — И с ударом мощного хвоста ее обтекаемое тело погрузилось в море.

Черные колпаки постгуманоидов скользили в солнечном свете, сползаясь и расползаясь, как амебы. Дельфиноиды со щупальцами, спрятанными под плавниками, покачивались в баках с мутной водой. Странствующие морские звезды, ходячие пучки шипов, одноногие и однорукие змеи, стайки крошечных птичек, сияющих, как изумруды, причем каждая стая являлась единым организмом.

Люди, сделавшиеся странными, напичканными мириадами микроскопических машин, которые могли по желанию изменить форму тела.

Эван жил в отдаленном поместье. Его почитали как отца-вдохновителя постгуманоидной революции. За ним повсюду следовал микрозавр с малиновой шерстью. Он записывал его слова, поскольку Эван решил умереть.

— Я не жалею ни о чем, — говорил Эван, — может быть, только о том, что не последовал за женой, когда она изменилась. Я знал, что так будет. Предчувствовал все это. Как только технологии стали достаточно простыми, достаточно дешевыми, компании утратили над ними контроль. Так уже было с телевизорами и компьютерами, хотя, полагаю, вы этого не помните. — Он вздохнул. У него было смутное ощущение, что все это он уже говорил. У Эвана лет сто не было новых мыслей, одно лишь желание положить конец размышлениям вообще.

Микрозавр произнес:

— Думаю, что я сам в некотором роде компьютер. Вы примите сейчас делегатов от колонии?

— Позже. — Эван доковылял до скамьи и медленно опустился на нее. За последнюю пару месяцев у него развился небольшой артрит, на кистях рук появились печеночные пятна — смерть наконец-то выжимала из него те фрагменты генома, которые он так долго подавлял. Жаркое солнце лилось сквозь бархатные щупальца древообразных существ. Эван задремал, а проснувшись, обнаружил глядящих на него морских звезд. У них были голубые человеческие глаза, по одному на конце каждого мускулистого луча.