Кейдж БЕЙКЕР Array - Журнал «Если» 2008 № 02

Я спрыгнул сам. Надо было забрать рюкзаки, и я полез было обратно в кабину, но чья-то рука удержала меня, и чей-то бас сказал:

– Потом.

– Где Коля? – требовательный голос тети Жени вернул мне нормальное восприятие реальности. Солнце мягко освещало довольно неприветливую местность – холмы, поселок, но дальше…

Дальше вырастала гора, вершина которой была покрыта снегом. Пологий конус, издали черный, с прожилками коричневого и зеленого оттенков. Вспомнились японские рисунки с изображением Фудзиямы – Фудзи была, конечно, круче и выше, я знал это, но все равно сейчас мне казалось, что на свете нет и не может быть ничего красивее и значительнее этой снежной горы, над которой неподвижно зависло круглое белое облако, будто снежное озеро. Белая полынья в голубом океане.

– Старыгин, – представился один из встречавших, седой мужчина, одетый не по сезону, в теплую куртку. – Здравствуйте, Евгения Алексеевна. Николай Геннадьевич с утра пошел в лес…

– Вы его даже не ищете? – спросила тетя Женя. Странное дело, в ее голосе я услышал не возмущение, а что-то вроде удовлетворения.

– Сказал, что к обеду вернется, – объяснил Старыгин. – Он не мог уйти далеко, да и не собирался. Местность здесь пологая, опасные склоны начинаются километрах в десяти отсюда, Николай Геннадьевич не дойдет, не беспокойтесь.

– Красиво, – сказала тетя Женя, глядя на Кизимен из-под ладони. – Господи, как красиво. Этот дым над вершиной… Извержение, да?

– Ну что вы, – сказал Старыгин, – Кизимен извергался в последний раз восемьдесят лет назад. Потому я и говорю…

Тяжелый рокот донесся с севера, и мне показалось, что земля под ногами вздрогнула.

Люди, выгружавшие из вертолета коробки, прекратили работать. Все, кто был рядом с нами, обернулись, и я теперь точно мог сказать, что означает фраза: «Изумление застыло на их лицах». Над кратером поднимался – медленно, как ракета на старте – черный столб дыма. Издали он казался тонким, но полыхнуло красным, и дымовой столб расширился, превратился в колонну, стремившуюся верхним концом достать до единственного облака, что висело над горой. Облако уже не было белым, его будто помазали снизу сажей и вытянули вверх, оно стало похоже на потрепанную шляпу, этакий гигантский НЛО…

Как-то получилось, что мы остались на площадке одни – со Старыгиным, который не отрывал взгляда от вершины и что-то бормотал. Остальных будто смыло волной, и я только окоемом памяти вернул момент, когда все бросились к стоявшему рядом с площадкой микроавтобусу. Машина помчалась, выбивая пыль из проселочной дороги, к домику с антеннами на крыше. Я еще отметил, что дверь вертолета Перчиков закрыл, а там наши рюкзаки…

– Вы же говорили… – почему-то все доходило до меня с опозданием, я отметил, что эту фразу тетя Женя повторяла в десятый раз или в сотый: – Вы не предполагали, что начнется извержение? У вас сейсмографы, и в кратере аппаратура!

– Нет в кратере аппаратуры, – сказал Старыгин.

И тут мой мозговой ступор прошел, будто и не было. Память прояснилась. Собственно, так было всегда: я долго не мог сообразить, что делать, но в тот момент, когда будто само собой принималось решение…

– В машину! – сказал я. – Почему его не ищут с воздуха? Старыгин посмотрел на меня как на идиота.

– Вертушка у нас одна, – сказал он с сожалением. – А сверху не увидишь – лес. Да вы не беспокойтесь, вернется Николай Геннадьевич. Увидит, что началось извержение, и прибежит.

– Да-да, – торопливо сказала тетя Женя. – Конечно. Но мы с Юрой можем тоже… Правда, Юра? В какую сторону он пошел?

Столб дыма над кратером немного отклонился к востоку – на высоте дул сильный ветер, – и что-то живое шевелилось на вершине. Старыгин сказал, что это грязь и пепел, лавы вылилось совсем немного, из жерла только камни летели, и, скорее всего, извержение скоро прекратится – слишком неожиданно все случилось, но именно поэтому выброс не сможет продолжаться долго. Земля время от времени подрагивала под ногами, или, может, мне это только казалось. Второй час мы шли по редкому лесу в направлении столба черного дыма – впереди Старыгин, за ним кто-то из геофизиков. Тот представился, конечно, но я не запомнил ни имени, ни фамилии; следом шла тетя Женя, ни за что не захотевшая остаться на базе и ждать нашего возвращения. Я шел последним, и все происходившее представлялось мне нереальным. Лес выглядел не таким, как в Подмосковье. Не то чтобы редкий (хотя и это тоже), но какой-то безжизненный. А может, мне только казалось так – из-за настроения, из-за уверенности: Н.Г., конечно, прекрасно понимал, что делает, отлично знал, что хочет найти и непременно найдет. Он с самого начала действовал по четкому плану, не импульсивно и уж точно без признаков безумия. Он вышел на встречу с древним разумом планеты. Он был уверен, что встреча состоится. Где-то здесь. Конечно, не в кратере. Он понимал, что до кратера не дойдет. Даже если позволят силы (он знал, что силы не позволят), его все равно остановят раньше, чем начнется подъем на вершину. Неужели тетя Женя всерьез вообразила, что ее Коля пройдет два десятка километров по пересеченной местности, а потом два с лишним километра вверх, да еще по крутым склонам? Тетя Женя думала, что ее муж не в себе. Она заставляла себя так думать, так ей было легче. Она могла не обижаться на Колю за его нелепые поступки, могла простить ему недомолвки последних недель и тайный побег, и нервотрепку, и полет, и поиски. Все она Коле могла простить, потому что жалела его. Он не вполне понимал, что делал, но если все-таки понимал… Тетя Женя не умела прощать обид, нанесенных намеренно. Если Коля понимал, как он ее обижает…