П Капица - Остров Панданго

- Почему ленишься, медленно работаешь?

- Я стар и слаб, господин начальник.

- Стар - подыхать надобно! Дать ему десять палок и столько же добавить за возражение!

- Но ведь, я ничего обидного не сказал! - взмолился заключенный.

- Добавить еще пять за болтовню!

Не обращая больше внимания на старика, Чинч отрывисто приказал:

- Каторжник тысяча четыреста сорок третий, выйти из рядов. Наручники!

Стражник ловко защелкнул на запястья побледневшего человека наручники. Майор торжествующе подошел к нему и ударил по лицу.

- Взять на Бородавку! Ну, Гарсиа Пинес, нам известна твоя настоящая фамилия и принадлежность к компартии. Долго ты маскировался, но теперь не уйдешь от кары, приговор будет приведен в исполнение.

Пинес, уже цепко схваченный стражниками, успел лишь выкрикнуть:

- Компанейрос, меня выдал...

Один из стражников ударил его кулаком в переносицу. Пинес захлебнулся кровью. Разбивая, стражники оттащили несчастного в сторону. Все молчали в напряженной тишине.

- Развести на работы! - приказал Чинч.

Начался развод групп. Томазо, щелкая хлыстом, подгонял людей в полосатых одеждах.

- Шевелись, мертвецы, быстро!

Один из стражников заметил своему приятелю: "Африканский капитан" пребывает в превосходном настроении!"

- А как же! Стакан рому да бутылка вермута с утра... и ни в одном глазу. Он у нас весельчак!

Старший надзиратель, отправив отряды каторжников на работы в мастерские, на плантации, на рытье туннеля шахты, стал собирать группу для "промывки воды" - так назывались бессмысленные работы, которые давались политическим заключенным.

- Барак номер один! Нале-во... шагом марш! - скомандовал он.

Почти в конце длинной вереницы шел Хосе Реаль, успевший за недельное пребывание привыкнуть к режиму морской каторги. За ним шагали Мануэль и Жан. Поравнявшись с обитателями соседнего барака, ожидавшими отправки на работы, Мануэль шепнул:

- Видишь на левом фланге горбоносого парня? Мне только что сообщили наши... это он выдал Гарсиа Пинеса!

Хосе увидел кривоногого португальца, стоявшего в конце шеренги. Португалец был бледен. Вороватым взглядом он провожал стражников, уводивших человека, для которого сегодня последний раз светило солнце.

- Запомним! - произнес Хосе. - И отомстим за тебя, Пинес, - поклялся он.

* * *

День был жарким. Чинч грузно уселся на плоский камень под зеленую сень широкой листвы. В ожидании медика он закурил сигарету с золотым ободком.

Когда-то Чинч был обыкновенным армейским кадровиком, не имевшим надежд на продвижение в Южной республике. Если бы его не послали в начале 1941 года в Испанию для приемки закупленных пушек и он не попал бы на попойку фалангистов в Малаге и не познакомился там с полковником Луисом и майором Эстеваном Инфантес, формировавшим "Голубую дивизию", то судьба бы его не изменилась. Они быстро тогда поладили. Чинч получил отпуск "по семейным обстоятельствам", причем с неожиданным повышением оклада. Он принял командование одной из рот "Голубой дивизии", состоявшей из мадридских хулиганов, барселонских карманников, алжирских пропойц и прочего отребья, выпущенного из тюрем.

В окопах под Старой Руссой, после морозных вьюг и артиллерийских обстрелов, многие из фалангистов стали думать только о том, как бы скорее унести ноги с заснеженных равнин.

Во время панического бегства, начавшегося после знакомства с русской "катюшей", Чинч пострадал: крупным осколком перебило берцовые кости. "Надо же назвать женским именем такое дьявольское изобретение!" - возмущался он не раз.

Больше двух лет майор скитался по госпиталям и вернулся на родину инвалидом. Чинч уже не рассчитывал получить прибыльную должность, и вдруг встретил полковника Луиса. Немец узнал его и предложил место начальника секретного концлагеря, строящегося на Панданго. Чинч расценивал это назначение как вознаграждение за военные подвиги.

Появившийся медик отвлек его от мыслей о прошлом.

- Ох, уж эти проклятые тропики! Адская жара и отчаянная скука!.. Даже деньги не радуют! - сказал Вилламба, усаживаясь на бугорок у ног майора.

- Что ж, отправляйтесь в Испанию! - ехидно посоветовал Чинч. Он знал, что Вилламба не стремился на родину, так как боялся мести товарищей по факультету, которых он выдал полиции Франко, и их родственников, поклявшихся убить предателя.

- Если всех красных перестреляют, я вернусь туда, - сказал медик.

- Долго вам придется ждать. На место одного появляются десятки новых. Вот в чем горе! Не повесишь же какого-нибудь интеллигентишку за мысли, которые прячутся у него в голове? Он молчит, но он против! Как быть?