Виталий Каплан - Полоса невезения

И тут же я ощутил нечто сравнимое если не с ударом грома, то разрядом тока никак не меньше двухсот вольт.

"...и сны... И тот мост... Они ведь к нам тогда бежали... а расстояние большое, сходу не разберешь. Да и не приучены мы разбирать, у нас же рефлексы... Ну и засадил со всей дури... из миномета... и мост в клочья, и..."

- Он нес это в себе, не говорил никому. Даже мне. Я-то по Струне узнал... умеет Она рисовать картинки прошлого... Но до сих пор ума не приложу, как им стало известно. Наверное, тоже без струнных энергий не обошлось. Знаешь, Костя, его воротило от всей нашей следственной части, всей этой игры в инквизицию, трибуналов... Мне кажется, он просто знал, что первым обязан пройти Коридором...

- Но Струна прощала его? - удивился я.

- Струна прощает многих. Она судит не поступки - только содержимое души, а он не ведал, что творил. И потому судил себя куда страшнее, чем это сделали бы тысячи струн. Хотя я не исключаю, что сигнал к трибуналу над "отступником Осоргиным" Она могла и дать. Знаешь, я так и не смог понять Ее до конца. Но, по-моему, Она его никогда не любила. Терпела, да... Но лишь из-за меня.

Флейтист снова остановился и, запрокинув голову, взглянул в небо.

- Я забыл попрощаться с ним.

- С кем?

- С солнцем. Здесь его нет. Здесь облака то не наши, Ее... Юрка не говорил никому, даже мне, а они шантажировали его. Хладнокровно, расчетливо. Этот ваш вечно в черном сударь КПН... там бы так не смогли. А Лена могла, потому что думала, никто не знает. Никто и не знал. Только я... - он глубоко вздохнул, а потом неожиданно повернулся назад, туда, откуда мы с ним пришли. - Посмотри, Костя.

Я обернулся.

Степь... Бескрайняя во все стороны, до туманной полоски горизонта. Трава, трава, трава. Ветер воет и плачет, а где-то совсем далеко темные тучи срастаются с бесконечной травой, и так в никуда... как фон на страничках глобальной сети... Маленькие, идентичные квадратики слеплены в громадное панно, целый мир, "псевдотональность".

- Ты видишь, откуда мы пришли?

- Нет.

- Вот именно. Ни разу не возвращался тем же путем, да и нету его у нас. Наверное, если ты сейчас повернешь, будешь вечно бродить в этих землях, но даже деревьев и то не будет. Ни деревьев, ни сусликов, ни птиц.

Я вздрогнул. Было не то что страшно - жутко. Людей я уже не боялся, попросту устал. Но что люди по сравнению с такими нечеловеческими, запредельными силами?

- Послушай, Костя, я не хочу навязывать тебе решение, - глядя туда же, на зыбкий горизонт, сказал Флейтист. - Ты должен всё выбрать сам и сделать сам. Только, пожалуйста, помни о главном - нас ждет группа умных и очень толковых людей, прекрасная заготовка для замечательной хунты. Они не допустят ни новой войны, ни разрухи. Они обеспечат порядок железной рукой. В дамской бархатной перчатке. И потому расстрелы на площадях станут частью воскресного развлечения, и многим благополучным господам придется переселиться в сибирские бараки. Зато как грибы после теплого дождика вырастут новые школы, больницы, библиотеки... И вся ответственность ляжет на тебя, и ты, как это свойственно человеку твоего склада, рванешься не допустить и пресечь террор. Пожалуйста, вспомни, о чем мы говорили тогда, на даче. Микрохирургия...

Я посмотрел на него. Взгляд Флейтиста остановился, он будто высматривал что-то вдали у самого горизонта, мечтал увидеть, да так и не мог.

- Нашу страну обязательно вытащат. Но не мы, не Хранители. Наше дело совсем в другом. Спасаются лишь те корабли, где штурвал держит рулевой, а еду готовит кок. Не думай о странах, народах и их трагедиях. Тебе, твоим близким хватит и персонального пайка тьмы. Думай о них, может что-то и выйдет.

Я снова взглянул на него.

- Зачем вы все это говорите?

- Просто так, - сказал он. - Я старый человек и многое понял. Мне больше не хочется спасать мир, я хочу увидеть тех, ради кого в свое время отправлялся записывать передачи на телевидение, а потом стоял в очереди в обычный советский магазин за простыми советскими дефицитами. Я надеюсь увидеть их очень скоро. И я их увижу. Просто я волнуюсь за тебя, Костя, неожиданно мне показалось, что он вновь заплакал. - За тебя, за них, дураков, ну и за эту страну. Я могу говорить, что угодно, но я служил ей как мог. Ведь она моя Родина...

Он обернулся и я последовал его примеру.

Струна была здесь.

Она молчала. Просто высилась, вырвавшись из земли и проткнув собою низкое небо. Прочный и узкий штырь. И ради вот этой железной мачты мы с Флейтистом бродили по осенней степи? Не чувствовалось в Ней величия, да и не такая уж Она была высокая. Возможно, облака скрадывали расстояния.