Вадим Каплун: Бурда-Моден

К "коллегам" я так и не привык. Эти новые обращения друг к другу... "Господа" в Москве, "братки" на Кубанщине, Запсибовские "товарищи", "коллеги". Слишком старательно он придерживался правил, чересчур подчеркнуто козырял военной терминологией и выправкой. Боялся, что примут за того, кем был он на самом деле - за бухгалтера. Бухгалтера, играющего кадрового офицера. Полжизни он мечтал стать командиром, отдающим приказы6 беспрекословно выполняемые. Он многих обманул, даже заседал со штабными в Симферополе. Потом, что-то у него там не сложилось, продвижка какая-то вышла и его придали мне начальником штаба. Мечта исполнилось и оказалось столь же далекой от идеала. Но обратную дорогу перепахали гусеницы тяжелых танков, оставив последнюю память - шариковую ручку фирмы "BIG", которую он никогда не выпускал из рук Я читал его, как с листа... Конец Шурова виделся недалеким и однозначным. Не любили его ребята. А он того не замечал и продолжал переигрывать, обращаясь к ним не иначе как "эй, вы..."

Он рванет вниз по склону, к шоссейке, в надежде успеть, проскочить за дымом, за жирным дымом солярки... Киря медленно поднимет автомат, выстрелит, почти не целясь, и он, пробив кусты, покатится по склону все быстрее и быстрее, словно в плохих старых боевиках...

- Вот что, голуби! - я мотнул головой, отгоняя картинку. - Бабы - это класс! А что жрать будем?

Я подошел к столу и сел на свое обычное место, в торце. Хороший был стол, полированный и место достойное, президентское. До поры.

- А чего, кончилось? - изумился Пшибурджевский. - Недавно же Потапов реквизировал.

Он вдруг надулся и, побагровев, заревел:

- Воруете, суки! Ух вы девоньки, и так всю страну растащили!

Он матерился, хватаясь за пистолет, и орал, орал, мерно бухая кулаком по столу. Петрович, залез в кисет и принялся сворачивать новую самопалку. Шуров равнодушно чертил ручкой на клочке бумажки. Наконец Пшибурджевский затих.

- И что дальше? - поинтересовался я.

- Все... - он помотал головой, полез за пазуху и достал оттуда фляжку и рюмку.

- Да будет вам, - добродушно протянул из угла Петрович. - Делов-то... Все ж свои, какие счеты? Чего, Потап, не выбил?

- А! - Потапов досадливо отмахнулся. - Нечего с них брать, нету там ничего! Сколько раз через них проходили!

- От так! От эт-то да! Умный ты умный, Потап, а дурак! Ласковый... Взять нечего! Ты потому и не нашел ничего, что так думал. Ничего, со мной сходишь я тебя поучу! Ходил-то куда?

- В Прибрежное. Это по шоссейке километров двадцать...

- Знаю, милый, знаю. Мы к ним в гости еще раз сходим. Они нас не ждут, уж я чую...

Петрович чуял, Петрович знал. До развала он крестьянствовал под Тамбовом. Он был хорошим хозяином. Все у него во взводе содержалось в порядке - патроны имелись, сальце, да и с самогончиком не бедствовал. С парнями своими останавливался в лучших хатах, опережая прочих и всегда им доставались лучшие бабы. "Хлопцы" слушались его беспрекословно, никому не доверяя, он набирал их сам из таких же колхозников. Ласковый, обстоятельный Петрович. И сынки его Петровичи-младшие - крепкие и несуетные как две капли воды походили на "батю". Прикажи - зарежут не раздумывая.

- Слышь, капитан, - Петрович повернулся ко мне. - Ты Потапа-то с хлопцами пусти со мной. Пущай поучатся.

- Нет, Петрович. Давай-ка ты сам, народу мало.

- Ну смотри. Как знаешь...

Он смотрел на меня сквозь дым самопалки - веселый прищур, ласковая усмешечка в усах. Я помнил эту его усмешку...

Когда в июне мы брали тот поселочек... Приветное или как там его, селяне, изведенные непрерывными налетами и реквизициями, окопались на окраине и попытались не пустить нас дальше. Сутки отняли...

Экзекуцией руководил Петрович. Никому не доверил. Патронов как обычно не хватало и потом, наблюдавший эту картину с танковой башни, Пшибурджевский назвал ее "утром стрелецкой казни". Он был в то утро совершенно невменяем, страшно хохотал и хохотом своим заразил всех. Один Петрович не смеялся, работал сосредоточенно, только в усах пряталась добродушная усмешечка...

Петрович разглядывал меня. Ну, на понт меня не возьмешь! Не отводя глаз, я опустил руку в карман, нащупал ребристую поверхность пластмассовой крышки. Тюбик был на месте. Петрович не выдержал первым - отвернулся и с удовольствием затушил самопалку о полированную крышку стола.

- Ух вы, девоньки! Чего там! - заорал вдруг Пшибурджевский. Делов-то! Отдохни, Петрович. Давай я со своими... Давненько шашек не держал...

Шуров тяжело вздохнул и заерзал. Пшибурджевский выезжал на реквизиции шумно и весело. Возвращался обычно без провианта, но с сивухой и пьяными девками на броне, а на промысел через день отправлялся Петрович.