Нидл решительно кивнул головой.
— Сделаю все в лучшем виде, но на душе у меня неспокойно.
После ухода Нидла Шельбаум набрался терпения и стал ждать. Он слышал, как вернулся Видингер, как он вызывал в свой кабинет Маффи. Они о чем-то долго беседовали. Когда Маффи спустя некоторое время принес Шельбауму какую-то бумагу на подпись, то обер-комиссар чуть не расхохотался. Маффи буквально распирало от чувства собственной важности. Это могло говорить лишь об одном: сделка состоялась. Маффи решился, и Видингер теперь должен выполнить обещание.
Вскоре Видингер уехал в полицейскую тюрьму. Цель его визита Шельбаум узнал от дежурного инспектора, который, со служебным рвением громко докладывал, что арестант Кёрнер передается в распоряжение господина обер-полицайрата для допроса в камере. Посещение тюрьмы для допроса обычно не практиковалось. Шельбаум решил, что Видингер намерен взять в оборот Ловкого.
Нидл возвратился неожиданно быстро. Он тщательно прикрыл за собой дверь и положил на письменный стол Шельбаума пакет.
— Для вас, — лаконично сказал он. — Передала ее домработница.
— Следовательно, Ковалова отсутствует? — спросил обер-комиссар.
— Вчера вечером она уехала в Эронар, — ответил Нидл. — Там еще были билеты на Монреаль. Сейчас, — он взглянул на часы, — как раз время отлета.
— Она успела, — сказал Шельбаум. — Ее отлет, по крайней мере, освободит нас от упреков.
В дверь постучали, и в кабинет заглянул Маффи.
— От дежурного звонил шеф, — с важностью сказал он. — Судебный следователь приглашает его к себе по делу Лайнцера. Я должен сопровождать его, К обеду мы вернемся.
— Поезжайте, — коротко бросил Шельбаум, разворачивая пакет. В нем лежало восемь блокнотов, множество отдельных листков и письмо. — Блокноты Фридемана, — сказал Шельбаум. — Мы почти у цели.
Он развернул письмо.
— Интересное чтиво, Алоис, — сказал обер-комиссар. — Послушайте-ка:
«Дорогой Шельбаум! В своих догадках Вы были близки к истине. До Вашего вчерашнего визита я вовсе не намеревалась так неожиданно покинуть страну. Но то, что Вы узнали или о чем догадались, побудило меня принять срочное решение. Возможно, у Фридемана нервы были более крепкими. Но я женщина. К тому же только после его смерти я узнала, о чем шла речь. Тем, чего мне удалось добиться, я обязана прежде всего дилетантизму секретной службы. Передайте привет этим господам от меня.
Убийца Фридемана мне известен, я наблюдала за ним. Через него мне удалось подобраться к сейфу и заполучить блокноты и другие материалы. Прилагаемое используйте, как сочтете нужным. В блокнотах отсутствуют листки, которые я разослала различным людям, в том числе и Вам, и также записи, которые касаются лично меня. Их я сожгла.
Я оставила у себя кое-какие и другие материалы. Но зато среди бумаг, которые я посылаю вместе с блокнотами, Вы найдете листок с моими пометками, которые облегчат Вам реконструкцию прошлого Фридемана. Не буду называть убийцу. Вы сами поймете это. Наверное, не ошибусь, если предположу, что на его совести лежит и Деттмар.
Не трудитесь разыскивать меня. Когда Вы получите пакет, я буду за границей.
Рада знакомству с Вами и весьма сожалею, что такой способный человек, как Вы, терпит притеснения от дураков.
Ваша Нина Ковалова».
Он опустил письмо.
Нидл ухмыльнулся.
— Неплохая оценка, — сказал он. — Другие ей не так симпатичны.
— Довольно шуток, — проворчал Шельбаум. — В нашем распоряжении время до обеда. Мы должны попытаться использовать блокноты и все прочее.
Они работали почти до двенадцати часов. Затем Шельбаум позвонил гофрату и доложил ему, что в деле Фридемана наконец-то наступает решающая фаза.
— Доктор Видингер на беседе у судебного следователя, — сказал он. — Полагаю, что действую полностью в его духе, если прошу о назначении экстренного заседания.
На календаре гофрата было помечено множество других дел. Он переспросил, действительно ли дело срочное и нельзя ли перенести заседание на завтра или послезавтра.
— Я опасаюсь, что это не устроит отдел «С» министерства внутренних дел, — сказал Шельбаум. — Мы должны пригласить оттуда представителя.
— Кого вы предлагаете еще?
— Судебного следователя по делу Фридемана и господина старшего прокурора.
Гофрат вздохнул.
— Хорошо. Скажите Видингеру, когда он вернется: у меня в пятнадцать часов.
Шельбаум положил трубку.
— Кое для кого готовится горькая пилюля, Алоис, — сказал он.
Читать дальше