Шельбаум поздоровался, на что Видингер ответил еле заметным кивком.
— Вчера во второй половине дня я вернулся из Испании, — начал он. — Организация и методы работы тамошней полиции образцовые. Но об этом поговорим позже. Сегодня утром гофрат высказал мне свое неудовольствие: вы ведете восемь дней это дело и ни на шаг не продвинулись вперед!
О том, что его проинформировали из других источников, Видингер умолчал. Накануне вечером его посетил член земельного правления ССА и обязал воспрепятствовать дальнейшему расследованию дела Фридемана.
— Я полагаю, кое-что достигнуто, — возразил Шельбаум. — Разве Маффи об этом не доложил?
Обер-полицайрат сделал вид, что не понял намека.
— В папке содержатся результаты нашего расследования. Мы продвигаемся вперед, продвигаемся медленно, но уверенно, — продолжал обер-комиссар — Теперь мы знаем, что самоубийство Фридемана исключается и что свою жену он не убивал.
Видингер встал и, заложив руки за спину, начал ходить по кабинету.
— Доказательства! Представьте доказательства! — крикнул он. — В нашей профессии признаются только факты, вы это прекрасно знаете.
Шельбаум терпеливо перечислил все пункты, которые подкрепляли его версию. Видингер слушал, безмолвно рассматривая папку. Когда Шельбаум закончил, он спросил с иронией в голосе:
— Ни о чем другом вы доложить не можете?
— Сделано немало, — возразил обер-комиссар, с трудом подавляя раздражение. — Основываясь на этом, мы можем идти дальше.
— Теперь послушайте меня, — сказал Видингер, поднимаясь. — Вы хотите выяснить причины гибели двух человек, смерть которых вам кажется подозрительной. Что вы делаете практически? Сначала санкционируете бессмысленный арест Деттмара, потом задерживаете Бузенбендер.
Шельбаум выпрямился.
— Господин обер-полицайрат, — сказал он. — Деттмар находился под подозрением в совершении преступления. Если теперь все прояснилось, то остаются его связи с террористами…
— Они нас не касаются, — резко оборвал собеседника Видингер.
— Что касается Бузенбендер, — продолжал Шельбаум, — то заведено дело о ее выдаче за пособничество в убийстве, не говоря уже о других правонарушениях.
— У вас на все есть ответ, — раздраженно бросил Видингер. — Продолжайте работать, но ограничивайтесь тем, что непосредственно связано со смертью Фридемана. Почему вы копаетесь в его прошлом? Над ним совершено насилие, все другие обстоятельства несущественны. Для чего вы едете в Пфаффельрид и ворошите старые истории?
Шельбаум пытался понять, почему Видингер так старается вынести за скобки прошлое Фридемана.
— Я не могу провести анализ мотивов, если не буду знать жизни погибших, — сказал он.
— Если даже она никакого отношения к делу не имеет?
— Заранее ничего не известно.
— А я не вижу связи, — упорствовал Видингер.
— Она должна быть, — возразил обер-комиссар. — Прошлое Фридемана крайне противоречиво. Он вел бурную жизнь, совершал преступления, чтобы, вероятно, замести следы прежней жизни, Постепенно проясняется, кем он был в действительности. Он занимался политикой, даже будучи владельцем кредитного бюро. Кража со взломом в его бюро позволяет сделать вывод о наличии соответствующей подоплеки совершенного преступления.
— Каким образом вы хотите это доказать? — настороженно спросил Видингер.
— Вы увидите.
Видингер решил взять быка за рога.
— Господин Шельбаум, — произнес он с угрозой, — я знаю, что такие вещи доставляют вам крайнее удовольствие, потому что они оборачиваются против меня. Вы знаете, что я являюсь членом ССА, а этот Фридеман был связан, к сожалению, с нашей организацией. Не вовлекайте нас в аферу, с которой мы не имеем ничего общего. ССА не позволит запятнать свою честь.
— Я действую в соответствии с указаниями господина гофрата, одобренными также и старшим прокурором, — холодно сказал обер-комиссар.
— Что вы имеете в виду? — оторопело спросил Видингер.
— Мне поручено особо заняться прошлым Фридемана, — ответил Шельбаум.
Видингеру потребовалось некоторое время, чтобы осмыслить создавшуюся ситуацию.
— Прекрасно, — сказал он наконец. — Я не знаю всех обстоятельств, которые могут оказаться нужными при такого рода расследовании. Вы же занимаетесь всем слишком педантично. Это крохоборство. Нет нужды предугадывать нечто большее, чем заслуживает дело. Согласен, речь идет не о трагедии ревности, как предполагалось сначала, но это могло быть припадком, близким к умопомешательству. Вы не считаете, что дело можно истолковать таким образом?
Читать дальше