Генри Каттнер: Исполнение желаний

вылетели все мысли. Он быстро попятился и уперся ногами в

край ванны, что мгновенно отвлекло его и вернуло способность

мыслить — к счастью для его психики. Когда он снова

посмотрел в сторону зеркала, висевшего над раковиной

умывальника, он увидел в нем только отражение своего

испуганного лица. Однако через две-три секунды вокруг его

головы начало проявляться облачко белого тюрбана и штрихами

наметились усы китайского мандарина.

Келвин прикрыл рукой глаза и быстро отвернулся. Секунд

через пятнадцать он немного раздвинул пальцы, чтобы сквозь

щелку украдкой взглянуть на зеркало. Ладонь он с силой

прижал к верхней губе в отчаянной надежде воспрепятствовать

этим внезапному росту усов. Некто, тоже украдкой

посматривавший на него из зеркала, вроде бы походил на него.

Во всяком случае, тот, другой, был без тюрбана и в таких же,

как у него, очках. Келвин отважился на миг убрать с лица

руку, но тут же шлепком вернул ее на место — и как раз

вовремя, — чтобы помешать физиономии Тарна вновь возникнуть

в зеркале.

По-прежнему прикрывая лицо, он нетвердой походкой прошел

в спальню и вынул из кармана пиджака плоскую коробочку. Но

он не нажал на кнопку, ибо вновь возникла бы связь между

мозговыми клетками двух человек из разных эпох с

несовместимым образом мышления. Он понял, что внутренне

противится этому. Мысль о проникновении в столь чуждое ему

сознание почему-то пугала его больше, чем то, что с ним

сейчас происходило.

Он стоял перед письменным столом, а из зеркала в щель

между отраженными в нем пальцами на него смотрел один глаз.

У глаза, глядящего сквозь поблескивающее стекло очков, было

безумное выражение, но Келвину показалось, что все-таки это

его глаз. В порядке эксперимента он убрал с лица руку…

Зеркало над столом показало Тарна почти во весь рост.

Келвин предпочел бы обойтись без этого. На ногах у Тарна

были высокие, до колен, белые сапожки из какого-то

блестящего пластика, а между ними и тюрбаном одежда

отсутствовала, если не считать клочка такого же блестящего

пластика в виде набедренной повязки. Тарн был очень худ,

но, видно, шустрый малый. Достаточно шустрый, чтобы

запросто выпрыгнуть из зеркала в номер отеля. Кожа у него

была белее тюрбана, на каждой руке — по семь пальцев. Все

сходилось.

Келвин стремительно отвернулся, но Тарн был находчив.

Поверхности темного оконного стекла вполне хватило, чтобы

отразить тощую фигуру в набедренной повязке. Оказалось, что

ступни у Тарна босые и их строение еще дальше от нормы, чем

его руки. А с полированного медного основания лампы на

Келвина смотрело маленькое искаженное отражение лица, отнюдь

не его собственного.

"Чудненько, — с горечью подумал он. — Куда ни сунешься,

а он уж тут как тут. Чего хорошего ждать от этого

устройства, если Тарн собирается посещать меня ежедневно?

Впрочем, может, я просто-напросто свихнулся. Надеюсь, что

так оно и есть".

Возникла острая необходимость что-то предпринять, иначе

Келвину было уготовано прожить жизнь с закрытым руками

лицом. Но самое ужасное — он не мог отделаться от ощущения,

будто облик Тарна ему знаком. Келвин отверг не меньше

дюжины предположений, начиная с перевоплощения и кончая

феноменом deja vu (4), однако…

Он незаметно посмотрел в просвет между руками — и

вовремя: Тарн поднял какой-то предмет цилиндрической формы

и навел на него, точно это был револьвер. Этот жест Тарна

заставил Келвина принять решение. Он должен что-то сделать,

да побыстрее. И, сосредоточившись на мысли: "Я хочу

выбраться из этого помещения", он нажал на кнопку плоской

коробочки.

Начисто забытый им метод телепортации мгновенно

прояснился в его сознании до малейших подробностей. Однако

другие особенности того чужеродного мышления он воспринял

сейчас более спокойно. Например, запахи — ведь тот, из

будущего, думал — они как бы дополняли… словами не

выразишь, что именно… некое поразительное

звуко-зрительное мышление, которое вызвало у Келвина сильное

головокружение. Но оно не помешало ему узнать, что кто-то

по имени Три Миллиона Девяносто Совершенств написал свой

новый плоскостник. И еще было ощущение, будто он лижет

двадцатичетырехдолларовую марку и наклеивает ее на почтовую

открытку.

Но что самое важное — человек из будущего был (или