Александр Казанцев - Модель грядущего (Купол надежды - 2)

- Русские - удивительные люди, извините, - тихо сказал Танага Аэлите. Они способны вынести небывалые напряжения.

Аэлита подумала, что доктор говорит это уже во второй раз.

Анисимов остался в палате один. Аэлита то и дело заглядывала через дверное окошечко, боясь войти и разбудить.

Когда академик открыл глаза, то обнаружил, что лежит в незнакомой тесной палате. Вместо окна в парк немецкого госпиталя, где гуляли выздоравливающие, здесь виднелся квадратный иллюминатор с винтами для его задраивания наглухо.

Где же недавние видения? Аэлита, Танага, Шварценберг? Впрочем, профессор, кажется, не появлялся. Но где Шульц, Мишель?

Нет ничего сложнее процессов, происходящих в мозгу человека. Травма может изменить взаимодействие нейронов, и в результате: мнимая действительность, потеря памяти, безответственные поступки или слова...

Но, проснувшись, Анисимов после сумеречного затемнения, почувствовал в себе необыкновенную ясность ума - и вовсе он не в немецком госпитале, а в судовом лазарете ледокола!

Но почему он говорил с Аэлитой? Или это тоже ему пригрезилось?

Дверь открылась, и Анисимов увидел Аэлиту в ладно обтягивающей ее фигурку меховой одежде. И совсем не привидение, а живую, ласковую. Какой необычный разрез глаз, какое чудесное лицо! Она, милая, родная!

И сразу, как от толчка, он вспомнил все.

Они со Спартаком прошли в глубь Малого Грота, чтобы убедиться в исходе эксперимента - свод выдержал. Рабочие почти все уже ушли. Задержались лишь немногие, приветствуя командора.

И вдруг электрический свет погас...

Когда-то черной осенней ночью молодого профессора Анисимова заставили спуститься в бомбоубежище. На пустынных улицах Ленинграда - полное затемнение, дом давно без электричества. В подвал пробирались ощупью. И тогда загрохотало вокруг, как в ночном лесу во время грозы. Но там хоть молнии ослепляют. А тут лишала зрения тьма. И казалось, все дрожит и рушится кругом: этажи, стены, сама земля. Оглушали невидимые взрывы бомб и близкая артиллерийская пальба.

И эта давняя картина ожила в сознании академика здесь, в искусственном гроте, где непроглядная тьма громыхала, дробилась, оглушала.

"Рушится свод, - успел подумать Анисимов. - Грот нельзя строить под единым сводом!"

Потом Анисимова больно ударило в плечо, задело голову, и он упал, потеряв сознание.

Он уже не видел, как Спартак, заваленный вместе с ним льдинами, уперся плечом в одну из них, чтобы не дать ей раздавить академика. Фонарик на поясе Спартака освещал их ненадежное убежище - подобие шатра, образованного льдинами.

Аэлита смотрела на Анисимова, и глаза ее лучились:

- Николай Алексеевич! Наконец-то! Я так ждала!

- Я долго спал?

- Меньше, чем Спартак, но часов шестнадцать спали.

- Я видел вас во сне.

- Нет, Николай Алексеевич, вы не во сне меня видели. Я, вот как сейчас, была с вами. Честное слово!

- Я допускал это. Гипотетически, - и он замолчал.

Больше всего Аэлита беспокоилась, что он спросит, как она тут оказалась? А он не спрашивал. Она боялась, что московские неприятности станут для него новыми потрясениями. И потом... потом Аэлите не хотелось признаваться Николаю Алексеевичу, что она прилетела сюда не просто к нему, а по поручению секретаря парткома.

- Я помню все, - сказал Анисимов как бы после раздумья.

- Все? Все? Честное слово?

- И даже последние ваши слова в ответ на безответственное предложение в бессознательном состоянии.

- Как вы можете так! Я все глаза проплакала, думая о вас.

- Значит, не забыли?

- Я? Никогда!

- Не люблю этого слова, В нем заложено отрицание. Куда лучше всегда.

- И я хочу всегда, всегда... с вами.

- Значит - не утешение умирающему?

- Нет! Это планы живущих!

- Это хорошо звучит. Наклонитесь ко мне. Вот так.

- Ой, Николай Алексеевич! Вы, значит, в самом деле поправляетесь! Я так счастлива!

- Что же мне тогда говорить? - ответил он ее словами, прозвучавшими когда-то при первой их встрече на фоне Эльбруса.

А о том, почему Аэлита оказалась на корабле, так и не было сказано ни слова.

И только когда Анисимов окончательно поправился и Танага заявил, что "чрезвычайно доволен его судьбой", Аэлита появилась в палате, смущенная и сама не своя.

- Ну что еще? - сидя на койке, с улыбкой спросил Анисимов, деланно хмуря брови и снова любуясь Аэлитой.

- Я должна признаться вам...

- Нет! Это я должен вам признаться, став на колено. Я уже могу, - и он сделал движение, но Аэлита удержала его: