Александр Казанцев - Модель грядущего (Купол надежды - 2)

Анисимов открыл глаза.

Нет! Он видел...

Он лежал в знакомой больничной палате, ее называют в госпитале особой. Около него Аэлита... его Аэлита. И это главное! Все остальное второстепенно! К ней склонился Танага, он его узнает! Все привычно. Сейчас войдет со своей почтительной свитой профессор Шварценберг, важный и надутый как индюк. Так прозвал его неистощимый Мишель. Но как он будет смеяться, если ему рассказать о его мнимой смерти в чужом сне!

- Николай Алексеевич, родной, закройте глаза. Вам еще рано. Постарайтесь уснуть.

- Уснуть? И снова видеть продолжение фантастического сна? Нет! Я должен и вам, и Мишелю, и Шульцу - всем рассказать, что увидел... Это весьма поучительно. Представьте себе (как вы любите говорить) оживший проект! Мне приснилось, что я вместе с энтузиастами осуществляю наш замысел. Честное слово! - И он рассмеялся.

У Аэлиты полились слезы из глаз. Видеть перед собой бессилие титана, каким ей представлялся всегда Анисимов.

Это было выше ее сил.

- Вы прилетели? - спросил Анисимов, отыскивая руку Аэлиты.

- Да. Прилетела, - пролепетала Аэлита, вспоминая космос.

- Как хорошо. Теперь мы не расстанемся.

- Никогда, Николай Алексеевич! Теперь - никогда!

- Ну вот. А я во сне видел невесть что. Будто вы и впрямь марсианка и отец у вас гуманоид. И будто мы расстались навсегда.

- Это было бы ужасно, Николай Алексеевич. Я не смогла бы! Честное слово!

- Узнаю вас, узнаю, родная. Как хорошо, что вы здесь. Но почему Мишель так храпит? Раньше этого с ним не бывало.

- Это... это... - Аэлита не смогла выговорить, что рядом с Анисимовым в богатырском сне спит Спартак, подледный Антей, как назвала его Тамара. Его поместили сюда, к командору, потому что судовой лазарет был переполнен пострадавшими при обвале.

- Я вас должна обрадовать, Николай Алексеевич, ведь никто не погиб. Так счастливо все обернулось, - нашлась Аэлита.

- Никто? И даже бразильский профессор? Значит, все это обычные больничные слухи. Вы обрадовали меня, девочка. Когда я поднимусь, то непременно расцелую вас.

- А я-то как вас расцелую, когда вы встанете, Николай Алексеевич.

- Ну, если все так радостно, моя девочка, то хочу взять с вас слово.

- Какое слово, Николай Алексеевич?

- Вы не боитесь моей дряхлости?

- Да что вы, смеетесь? Вы полны сил и надежд!

- Да, да, надежд! И мы хотели назвать наш подледный город Городом Надежды. Но у меня есть еще одна надежда.

- Николай Алексеевич, знайте, я на все, на все согласна, но сейчас вы должны уснуть.

- Не раньше, чем вы скажете, на что вы согласны.

Аэлита наклонилась к самому уху Анисимова и прошептала так, что только он один мог слышать:

- Стать вашей женой.

- Спасибо, родная. Вот теперь я спокойно усну, несмотря на храп Мишеля.

И Анисимов снова забылся.

Заглянул выходивший доктор Танага:

- О чем он говорил, Аэри-тян?

- О-о! О счастье, милый доктор, - улыбнулась ему в ответ Аэлита.

- О счастье? - озабоченно нахмурился врач. - Это хорошо.

И они замолчали. Оба знали, что еще ничего не известно: вернутся ли к академику память, здоровье и его способности?

Но Аэлита твердо решила, что, как бы ни повернулось дело, она останется с Николаем Алексеевичем навсегда. Ведь "Любить - значит жить жизнью того, кого любишь"! Она шепнула эти слова засыпающему Анисимову. Он ответил слабой улыбкой и ровно задышал. И своим выздоровлением он докажет всему миру правоту доктора Танаги, решившего, что он достиг всего лишь среднего возраста мужчины. Да! Мужчины!.. И Аэлита покраснела... хотя никто не мог услышать этих ее мыслей.

Глава седьмая

ПРОЗРЕНИЕ

В маленькой палате судового лазарета смолк богатырский храп. Спартак отоспался. Ему хватило двадцати шести часов непробудного сна. Тамара нервничала и все настаивала, чтобы доктор Танага спас его от гибели, привел бы в чувство.

Низенький японец улыбался, обнажая редкие зубы, и говорил:

- Поверьте, Тома-тян, извините, но нет ничего более ласкающего слух врача, чем храп спящего больного.

- Больного? Вот видите, вы сами так сказали!

- Больной - это тот, кто лежит на койке в судовом лазарете.

- И когда он проснется, он встанет с койки?

- Не раньше, чем проснется, Тома-тян, извините.

Едва Спартак открыл глаза, чихнул и стал потягиваться так, что хрустнули кости, доктор появился в проеме двери и, приложив палец к губам, призывая не разбудить спящего академика, поманил его в коридор.

Спартак встал и, прежде чем выйти, долгим взглядом посмотрел на спокойное, лицо Анисимова с обострившимися иконописными чертами. Потом вышел в коридор. Там Тамара, не стесняясь врача и Аэлиты, бросилась ему на шею. Спартак поднял ее в воздух и стал кружить.