Джералд Керш: Печальная дорога к морю

- Да?

- Платят по несколько фунтов: по три, по пять. А мне самому все время приходится расплачиваться наличными.

- Да?

- Вот я и подумал... - Тэтчер замолчал в нерешительности. "Ну вот, наступает момент", - решил Ферн.

- Вот я и подумал, если бы вы заказали у меня что-нибудь. Я тут как раз проходил мимо и...

Ферн усмехнулся.

- Ну продолжай, такой-разэтакий. Вовсе ты не проходил мимо. Ты пришел ко мне, чтобы одолжить тридцать фунтов. Разве не так?

- Нет, - отказался Тэтчер. И сказав это, закипел от негодования к самому себе: "Дурак! Идиот! Разве трудно сказать "да"? Идиот! Идиот! Идиот!"'

- Да ладно тебе, - сказал Ферн, смеясь. - Признайся. Ты подумал: "Ферн - добряк; он одолжит мне немножко денег". А?

"Смейся! - кричал измученный тяжелыми мыслями мозг портного. - Смейся! Пошути, скажи "да" и посмейся, и все будет в порядке". Но лицо его оставалось непроницаемым и бесстрастным. Язык с трудом поворачивался, когда он произнес:

- Нет, мистер Ферн. Я просто так забежал к вам. - Он поднялся. - А теперь мне пора.

- Так ты не хочешь, чтобы я одолжил денег?

- Нет, спасибо, мистер Ферн.

- Еще кофе?

- Нет, большое спасибо. Мне надо идти.

Ферн был добрым человеком. Он положил руку на плечо Тэтчера.

- Нет, шутки в сторону, - сказал он. - В самом деле, ты не хочешь одолжить у меня денег?

- Нет, нет. Я вполне обойдусь.

- Ты уверен в этом?

- Да, спасибо, мистер Ферн.

- Ну хорошо. В таком случае, заходи, когда будешь поблизости.

- Непременно, непременно. Всего доброго, мистер Ферн.

- До свидания, Тэтчер.

Дверь за ним захлопнулась.

Тэтчер спустился вниз, покусывая ноготь. Кожа вокруг ногтя затвердела, и на некоторое время это заняло все его внимание. Он был бы счастлив, если бы ему удалось отгрызть эту кожу.

Потом он начал ругать себя за то, что так глупо все получилось. Ферн предлагал ему денег, предлагал настоятельно, а он сказал: "Нет". С ума он что ли сошел? Медленно он возвращался назад. В мастерской было нечем дышать от жары, так как печка раскалилась докрасна. Тэтчер выключил ее и сел, размышляя. Он приподнял мешок с отходами ткани и подумал, что в нем, должно, быть, не менее сорока фунтов шерстяных обрезков, которые можно продать по пять центов за фунт. Он уже не мог работать в тот день. Тэтчер схватил мешок крепкой правой рукой, перекинул его через плечо и вышел, направившись на сей раз в лавку Кохена на Сейнт-Мартин-Лейн.

Кохен был старьевщиком. Он взвесил мешок.

- Тринадцать и шесть, - сказал он.

Тэтчер услышал свой голос:

- Какого черта вы имеете в виду, тринадцать и шесть?

- Сами посмотрите.

- Да здесь не меньше пятнадцати.

- Послушайте, мистер Тэтчер, сегодня жарко, не заставляйте меня смеяться. Тридцать два фунта по пять пенсов. Чуть более тринадцати. Ну, скажем, тринадцать и шесть.

- Пусть будет пятнадцать для удачи, - попросил Тэтчер.

- Пятнадцать для удачи?! Вы что, обогатили меня своими обрезками?

- Ну хорошо, - примирительно сказал Тэтчер и забрал свои тринадцать и шесть. - Послушайте, Кохен, - обратился он к старьевщику.

- Да? Что такое?

- Вы не хотите оказать мне услугу?

- Если только это в моих силах. А в чем дело?

- Мы ведь давно уже знакомы.

- Я рад этому знакомству.

- Мы всегда с вами ладили. И с вашими помощниками.

- Так что же?

- Вы не одолжите мне тридцать фунтов?

Мистер Кохен рассмеялся.

- Что это с вами? Это жара так на вас действует? Тридцать фунтов? У меня? Откуда я возьму столько денег? Я бы мог еще вам дать пять, если уж вы так нуждаетесь. Но тридцать? Столько у меня нет.

Тэтчер ушел ни с чем. "Может быть, я сошел с ума? - спрашивал он самого себя. - Отказаться от тридцати фунтов, которые предлагал Ферн, а потом пойти и клянчить их у человека, с которым до этого я разговаривал всего несколько раз?"

Беспокойство охватило его. Он покончил с ногтями на больших пальцах, а потом принялся за указательные. Когда он переступил порог мастерской, то увидел, что его ожидает сборщик налогов.

Тэтчеру стало не по себе.

- Как дела, мистер Тэтчер?

- Видите ли, в данный момент у меня нет при себе денег, мистер Берк.

Берк был невысокого роста, очень старый. Как иногда про таких говорят, старая развалина. Старый, как и само ремесло, сборщкк налогов. У него были скрюченные руки и сухой, морщинистый, ввалившийся рот. Он носил старомодную серую потертую шляпу забытого ныне фасона, она лоснилась в тех местах, где к ней особенно часто прикасались. Двухпенсовая бутылочка с чернилами болталась у него на шее на веревочке.