— Завязываю с медициной, — сообщил я Лун. К нам приблизился пожилой человек, жующий завернутое в коричневую бумагу сувлаки. Я ощутил аромат мяса, и салата, и томатов, и лука, и, кажется, зеленого перца, а еще йогурта, посыпанного орегано — и все это в турецкой пите. У меня потекли слюнки. Святые небеса, сколько же лет прошло с тех пор, как я в последний раз ел или пил?!
— Умираю от голода, — сказал я. Лун мгновенно спросила у прохожего:
— Простите, сэр, где вы купили это восхитительное кушанье?
— На той стороне дороги, — ответил старый джентльмен с подозрением, которое, впрочем, испарилось, как только он разглядел красоту своей собеседницы — и лишился дара речи, помахав рукой в нужном направлении.
— Спасибо, — Лун покопалась в карманах, нашла квадратные монеты, посмотрела на них. — Никогда раньше такого не видела. Будем надеяться, они сработают.
— Должны, — сказал я. — Когтяра не бросил бы нас без средств к существованию.
Мы перешли дорогу и направились в восточную закусочную. Я выудил из холодильника две ледяные банки пива, открыл их и передал одну Лун.
— А чем займешься? — она слизнула с губ иней.
— Что? А, думаю, философией. Надо прочитать твою книгу о вычислительной онтологии.
— На это у тебя уйдет лет эдак пять или шесть, — но она радостно рассмеялась и снова поцеловала меня в губы, заслужив довольную ухмылку мускулистого парня за стойкой. — Забудь, у тебя есть куча времени. У нас обоих есть куча времени!
Сувлаки оказались великолепны.
Ностальгия — добродетель, странным образом не упоминающаяся в большинстве моральных трудов. И для любителя традиционной научной фантастики она вряд ли является ключом к высочайшему наслаждению этим плодовитым жанром повествования.
Возможно, вам кажется, что НФ должна уносить в абсолютно неожиданные миры, совершенно новые, никем не изведанные. Да, все верно — но верно также и то, что не следует забывать болезненных уроков прошлого. Однако сейчас множество читателей НФ оказываются обмануты нашими весьма внушительными традициями и историей, ведь немало классических текстов так и не попадает в печать. Я надеюсь, что для тех, кто знает и любит старые чудеса, этот роман оживит дорогие сердцу воспоминания. Остальных же, быть может, он подтолкнет к Роджеру Желязны и Фрицу Лейберу (я определенно был вдохновлен мрачной короткой новеллой «Трижды судьба» Лейбера, написанной им в 1945 году, с ее «вероятностным двигателем» и Древом Иггдрасиль). Оба этих писателя являют собой несравненных поэтических гениев, навечно оставивших след в жанре НФ. Они выше всех нас.
Но верно и то, что традиции нуждаются в обновлении, точно так же, как несколько десятилетий назад, в Золотой век НФ, первые научные фантасты открыли дверь в неизведанную доселе область, в которой наука и фантастика слились воедино. Считается, что эта легендарная Эпоха длилась с конца 30-х до середины 40-х годов XX века, однако я думаю, что истинного расцвета НФ достигла в 1953 году, больше пятидесяти лет назад. В тот самый год расшифровали структуру ДНК. В последующие десятилетия мы наблюдали гигантские, неправдоподобные прорывы в науке и технологиях — компьютерных, геномных, космологии, квантовой теории.
Телескоп Хаббла, рентгеновская обсерватория Чандра, десятки утонченнейших инструментов, сканирующих глубины пространства и времени, установили момент рождения нашего космоса. А тем временем математики и физики создавали проверяемые теории, опиравшиеся на новые данные, указывающие, к нашему великому удивлению, на то, что вселенная не просто выросла из взрыва в вакууме, произошедшего более четырнадцати миллиардов лет назад, но продолжает расширяться со все возрастающей скоростью, что галактики разделяются невообразимыми темными вечностями, фактором лямбды. Становится весьма вероятным, что наша локальная вселенная есть не что иное, как один-единственный бесконечно малый пузырь в бесконечной протяженности вселенных — странных, загадочных, характеризующихся совершенно другими, по сравнению с нашими, фундаментальными константами и законами.
Возможно, самой глубокой и самой смелой интерпретацией новых данных является вычислительный космос. Эта теория утверждает, что бесконечная протяженность мультиленной есть не просто субъект математического моделирования, но, по сути своей, дискретизированное вычисление. Такую дерзкую идею выдвинул и детализировал Конрад Цузе (создавший в 1935—1941 годах первые программируемые компьютеры, а в 1945 году разработавший первый высокоуровневый язык программирования); впоследствии ее углубили доктор Юрген Шмидхубер и другие блистательные мыслители, среди которых — Эдвард Фредкин, доктор Макс Тегмарк и Стивен Вольфрам. К счастью, большинство их работ выложены в свободный доступ во Всемирной сети:
Читать дальше