Кевин Уилсон - Туннель к центру Земли

Мизелл — самый крупный из братьев, он весит почти триста футов. Такими ручищами, как у него, впору корчевать деревья и телеграфные столбы. Он так грузен, что ночью задыхается без специального аппарата, и сейчас его третья жена отбывает пятимесячный срок за то, что как-то ночью выдернула аппарат из розетки.

Вокруг шеи у дяди Мизелла обмотано полотенце, которым он отирает пот, струящийся по лицу и стеклам очков. Через несколько минут, на протяжении которых дядя Тецуи пытается что-то сказать, но, передумав, заходится кашлем, Мизелл поворачивается к нему и заявляет:

— Что-то ты быстро, наверняка смухлевал…

Так и не придумав, что ответить, Цу отступает. Он владеет компанией, производящей шоколадных героев комиксов… Компания на пороге банкротства: люди не хотят поедать любимых персонажей, и последнее время Цу живет в постоянном ожидании нашествия кредиторов. Он сует в рот еще одну табачную жвачку и усаживается в дальнем конце стола, а Мизелл возвращается к работе, швыряет на пол готового журавлика и бормочет.

— Чтоб я сдох!

Чем старше становились ее сыновья, тем в большее смущение повергали мать, в немом изумлении глядевшую, как летом они шатаются по окрестностям без ботинок и рубашек, но с рогатками и охотничьими ножами. Они не слушались ее, и она тщетно пыталась найти способ на них повлиять. Люди в городе дразнили их «желтозадой швалью», на что ее дети отвечали яростным обстрелом соседских домов.

— Детки знают, что делают, милая, — говорил муж, потягивая виски на крыльце.

Коричневые от солнца, с иссиня-черными хвостами на затылке, братья без устали сражались со сверстниками, а когда отмутузили всех насмешников, переключились друг на друга.

Я представляю, как, млея на августовском пекле, она стоит у окна и смотрит на растрепанных шалопаев, в жилах которых течет и ее кровь, а те с наслаждением пинают и кусают друг друга. Затем переводит взгляд выше, поверх гор, лежащих на горизонте, думая о чем-то своем, о чем-то далеком.

Я направляюсь к отцу, который делает своего последнего журавлика. Мне запрещено помогать ему, поэтому я просто сажусь рядом и смотрю в его угрюмое лицо. Со стороны можно подумать, что отец полностью сосредоточен на работе, но я знаю, что это только видимость. За последний год мне уже не раз приходилось наталкиваться на этот невидящий взгляд. В прошлом году холодный северный ветер, неожиданно налетевший в конце августа, вырубил электрическую изгородь. Отец поленился ее чинить, и коровы перебрались на соседское поле, засеянное темно-красным клевером. За два дня они так от него раздулись, так растянули кожу, что начали взрываться.

Коровы взрывались, словно воздушные шары, и падали на бок, забрызгивая все вокруг внутренностями. Мы пытались спасти их, гоняя коров по кругу, чтобы облегчить давление на коровьи желудки. Отец вонзал перочинный нож по рукоять в верхнюю часть туловища и тут же выдергивал, пытаясь выпустить воздух, но и это не помогало. Следующие два дня мы стояли на лугу и смотрели, как вокруг взрываются коровы. Наконец отец не выдержал, сходил в дом за кольтом сорок пятого калибра и принялся всаживать пули промеж глаз стоящим в облаке алой пыли коровам.

Мой отец был хорошим фермером, но история с коровами его подкосила. Он стал выпивать, сдал земли соседям, оставив себе минимум, необходимый для пропитания. Теперь долгие послеобеденные часы отец проводил на крыльце, потягивая сладкий чай с виски и не сводя глаз с канавы, в которой мы зарыли коровьи туши. В доме он никогда не задерживался в комнатах, где были мы с мамой. Казалось, его удивляет наше присутствие, и он спрашивает себя, откуда мы взялись.

Однажды утром я обнаружил, что мама ушла, а пьяный отец сидит на крыльце.

— Где мама? — спросил я его, но он не ответил.

Я спросил снова, и он приложил палец к губам. Тогда я сел рядом и стал смотреть на луг. Прошел час, прежде чем отец пошевелился и, склонившись ко мне, объявил:

— Твоя мать решила пожить одна.

Я удивился, почему не взяла меня с собой, и он, словно прочтя мои мысли, заметил:

— Я сказал ей, что не отпущу тебя. Мы должны оставаться здесь, даже если ни тебе, ни мне этого не хочется.

Очевидно, отец решил обнять меня, но внезапно замер, не донеся руки, словно не зная, что делать дальше, и, в конце концов, неловко опустил ее мне на плечо.

Отец говорил, что если мы получим дом, он отремонтирует его, и тогда мама вернется, и мы попробуем начать все сначала. Первым делом он построит вокруг дома высоченную стену, чтобы защититься от любого, носящего фамилию Коллиэ. Мы будем сидеть в гостиной и смотреть футбол на громадном, размером со стену, экране, а в перерывах на рекламу поглядывать на бронзового журавлика на каминной полке, которого отольют по спецзаказу.