Стивен Кинг - Истории Хейвена (Томминокеры - 2)

Последний кусочек реальности, спасительной, грубой реальности - нижняя половина двери бара, казалось, распахнулась за его спиной. Его не покидало ощущение, что реальность - Хэвенская реальность - трансформировалась, повернувшись по какой-то неизвестной оси (как в трюке с книжным шкафом, оказавшимся замаскированной дверью). Теперь за спиной Питса простирался зловещий пурпурно-черный пейзаж.

Полетевший неизвестно откуда порыв ветра взъерошил волосы Ханка, звук, похожий на выстрел из оружия с глушителем, застрял у него в горле, мусор на асфальте - фантики, окурки, разорванные упаковки от сигарет, несколько долек хрустящей картошки - все это стремительно потянулось в отверстие, словно в сопло пылесоса. Ничего удивительного, что воздушный поток устремился в безвоздушное пространство другого измерения. Кое-какие бумажки приставали к ногам Питса. А некоторые, как подумал Ханк, проходили прямо через него.

Затем, словно став легким, как перышко или как фантики, усеивавшие асфальт, Питс был втянут в отверстие. И его иллюстрированный каталог потянулся вслед за ним, шурша страницами "Все к лучшему, ублюдок, - думал Ханк, - теперь тебе будет, что почитать в твоей ссылке". Кресло, на котором сидел Питс, опрокинулось на асфальт, поползло к отверстию и ушло в него до половины. Теперь воздушный поток начал затягивать Ханка. Он нагнулся к бластеру, готовясь нажать на кнопку "Stop".

Но до того, как нажать ее, он услышал высокий, тонкий детский крик, доносящийся оттуда. Он взглянул туда, подумав: "Это ведь не Питс".

И снова:

- ..Хилли...

Ханк нахмурился. Детский голос. Именно детский, я звучит так, словно он его уже слышал. Вроде, как...

- ..ну, скоро там? Я хочу домо-оой...

С резким, пронзительным дребезжанием выпало оконное стекло рыночного павильона, треснувшее от взрыва в городской ратуше в прошлое воскресенье. Град осколков обрушился туда, где стоял Ханк, чудом оставив его невредимым.

- ..пожалуйста, здесь трудно дышать...

Упаковки с фасолью, уложенные пирамидкой на окне павильона, падали рядом с Ханком и всасывались в другое измерение, через нечаянно открытое им отверстие. Пятифунтовые сумки с отобранными продуктами ползли по асфальту, издавая сухой, шуршащий звук.

"Пора заткнуть эту прорву", подумал Ханк, и, словно подтверждая эту мысль, один сверток шмякнул его по голове, отскочил, а потом втянулся в пурпурно-черную бездну.

- Хиллииииииииииииииии.

Ханк надавил на выключатель. Отверстие исчезло. Дерево треснуло, и кресло разломилось надвое, точно по диагонали. Одна половинка осталась на асфальте. Другая исчезала, как не бывало.

Рэнди Крюгер, купивший рыночный павильон в конце пятидесятых, встряхнул Ханка за плечи.

- Ты заплатишь мне за разбитую витрину, Бак, - пригрозил он.

- Как скажешь, Рэнди, - согласился Ханк, потирая шишку, вскочившую на макушке.

Крюгер уставился на ровнехонько отхваченную половинку кресла, лежавшую на асфальте.

- И за кресло, тоже, - добавил он, уходя. Тем и кончился июль.

5

Понедельник, 1 августа

Джон Леандро замолчал, допил пиво, а затем спросил Дэвида Брайта:

- И что, по-твоему, он скажет?

Брайт задумался. Он с Леандро сидел в "Баунти Таверн", дико разукрашенном Бангорском пабе, имевшем только два преимущества - он был почти напротив издательства "Бангор Дейли Ньюз", а по понедельникам вы можете пригласить друзей и пропустить бутылочку пива.

- Думаю, он начнет с того, что спешно пошлет тебя в Дерри закончить незавершенную часть Календаря Общины, - сказал Брайт. - Ну а дальше, поинтересуется, полагаю, не хочешь ли ты посоветоваться с психиатром.

Леандро выглядел абсолютно убитым. В его двадцать четыре года два предыдущих материала - исчезновение (читай: предумышленное убийство) двух рядовых и самоубийство полицейского - только разожгли его аппетит к сенсациям. Он не слишком надрывался, когда надо было писать отчеты в "Дерри Амвето" о мрачных и утомительных полночных поисках трупов двух рядовых. Чего ради доводить себя до ручки, если поиски не увенчались успехом? Брайт устыдился своей грубости - правда, все упирается в то, что сам Леандро порядочный хам. Быть нахалом в двадцать четыре года - это еще куда ни шло. Но он-то уверен, что Джонни Леандро таковым и останется в сорок четыре.., шестьдесят четыре.., восемьдесят четыре, если доживет.

Хам в восемьдесят четыре года; в этом есть нечто чересчур экстравагантное и даже пугающее. Обогнав эту мысль, Брайт заказал еще пива.