Стивен Кинг - Порождающая огонь

Она вцеплялась в гриву и, чувствуя, как играют мышцы под шелковистой кожей, шептала коню в ухо: быстрее... быстрее... быстрее.

Некромансер прибавлял. Его копыта прокатывались громом. Лес подступал со всех сторон, узкая просека врезалась в него тоннелем; за спиной можно было различить далекое потрескивание и

(леса горят) легкий дымок. Где-то там пожар, ею устроенный пожар, но никакого чувства вины - лишь радостное возбуждение. Они уйдут от пожара. Для Некромансера нет ничего невозможного. Они вырвутся из лесного тоннеля. Уже брезжил просвет впереди.

- Быстрее. Быстрее.

Радостное возбуждение. Свобода. Ее ноги плавно переходят в бока Некромансера. Они составляют единое целое, как два металлических бруска, которые она сварила взглядом во время одного из тестов. Впереди показался завал, гора валежника, белевшая подобно гигантской пирамиде из костей. Охваченная безумным порывом, она наддала Некромансеру босыми пятками, и он весь подобрался.

Толчок от земли - и вот они летят. Она обернулась назад, не выпуская гривы, и закричала - не от страха, просто потому, что не закричи она, и все, что ее переполняло, разорвало бы ее на части. СВОБОДНА, СВОБОДНА, СВОБОДНА... НЕКРОМАНСЕР, Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ.

Они без труда преодолели завал, однако запах дыма становился все явственней, все острее; послышался сухой треск, и когда искра, описав дугу, коротко обожгла ее, как крапива, прежде чем погаснуть, вдруг ей открылось, что она голая. Голая и

(а леса горят) свободная, раскованная, парящая - мчится на Некромансере к свету.

- Быстрее, - шептала она. - Ну, быстрее же, быстрее...

И вороной красавец прибавлял. Ветер гремел у Чарли в ушах. Ей не надо было дышать: воздух сам врывался в легкие через полуоткрытый рот. Прогалы между вековыми деревьями заливало солнце цвета потускневшей меди.

А там, впереди, свет - там кончается лес и открывается равнина, по которой Некромансер будет нести ее, не зная устали. Позади пожар, отвратительный запах дыма, запах страха. Впереди солнце и далекое море, куда примчит ее Некромансер, а там ее наверняка ждет отец, и они заживут вдвоем и будут таскать полные сети серебристых скользких рыбин.

- Быстрее! - ликующе кричала она. - Давай же, Некромансер, еще быстрее, еще...

И в этот миг там, где расширяющаяся воронка света выводила из леса, появлялся силуэт и закрывал собой световое пятно, блокировал выход. В первую секунду - это повторялось из сна в сон - ей казалось, что она видит отца, ну, конечно, это он, и от счастья ей становилось больно дышать... но уже в следующий миг она цепенела от ужаса.

Она успевала лишь сообразить, что этот некто слишком высок, слишком широк в плечах - на кого он похож, до жути похож, даже силуэтом? - а Некромансер уже кричал и осаживал.

РАЗВЕ ЛОШАДИ КРИЧАТ? Я И НЕ ЗНАЛА, ЧТО ОНИ КРИЧАТ...

Пытается удержаться и не может, а конь встает на дыбы и... нет, он не кричит, он ржет, но столько в этом человеческого отчаяния, и где-то сзади раздается такое отчаянное ржанье, и, господи, мысленно восклицает она, там лошади, много лошадей, а леса горят...

А впереди силуэт, страшный этот человек, заслонивший собою свет. Человек начинает приближаться, а она, она, беспомощная, лежит на земле, и Некромансер мягко тычется мордой в ее голый живот.

- Только лошадь мою не трогай! - кричит она надвигающейся тени, отцу-призраку, который на самом деле не ее отец. - Только не трогай лошадей! Пожалуйста, не трогай лошадей!

Но тень все приближается и уже поднимает пистолет - и тут она просыпалась, иногда с криком, иногда без, дрожа и обливаясь холодным потом, понимая, что ей опять приснился этот ужасный сон, и опять она не может ничего вспомнить - только бешеную, умопомрачительную скачку по лесной просеке и запах дыма, только это... и еще боль - от того, что ее предали.

И если наутро Чарли приходила в конюшни, она особенно нежно гладила Некромансера, она прижималась щекой к его теплой груди, и вдруг ее охватывал ужас, которому не было имени.

ЭНДШПИЛЬ

Атмосфера похорон была гнетущей.

А настроен Энди был совсем иначе - головная боль отпустила, да и сами похороны, в сущности, для него лишь предлог остаться наедине с Кэпом. Энди относился к Пиншо неприязненно - более сильного чувства он, как выяснилось, не заслуживал. Он плохо умел скрывать свое высокомерие и совсем не скрывал удовольствия от того, что может помыкать кем-то, и это обстоятельство, помноженное на озабоченность судьбою Чарли, свело практически на нет чувство вины, возникшее было у Энди из-за случайного рикошета, который он вызвал в голове Пиншо. Рикошета, который изрешетил его мозг.