Джером Биксби - На суше и на море [1970]

Достал из плаща пузырек, плеснул Пете на ладони.

— Сначала руки натри, а потом лицо. Да смотри в глаза не попади. И шею натирай, и уши — все натирай.

От одного сознания, что спасен, Пете стало легче. Руки и лицо жгло по-прежнему, но комары на них больше не садились.

— А теперь иди на оленей посмотри, — кивнул Пете Рогов.

Комариный рой висел над упряжкой, точно густой пар. Беззащитные животные лишь вздрагивали и крутили головами. Их морды покрывал шевелящийся слой: тысячи крыльев и хоботков теснились возле ноздрей, губ и глаз, где тело не защищено шерстью. Рога тоже были покрыты живым налетом: короткий ворс не спасал от кровососов. Петя провел ладонью по морде вожака — рука в крови. Провел по рогам — кровь.

— Вот, брат, тебе и дело на всю жизнь — защита от гнуса, — сказал Рогов, обняв Петю за плечи. — Подумай над этим, тема очень стоящая. Если заинтересуешься, я тебе кое-что расскажу и почитать дам. Ладно, это потом. Держи пузырек. Начнут жрать — мажься снова. Поехали!

Теперь впереди упряжки Данилы и Наташи. Они скользят рядом. Каждый стоит на полозе своих нарт. Посматривают друг на друга, коротко переговариваются: Наташа скажет слово, Данила слово. Наташа улыбается и всматривается в даль. Данила не хочет показать виду, что смотрит в ту же сторону, а глаза сами тянутся к зеленым увалам, за которыми вот-вот прорежутся острые конуса чумов.

Сыновья все еще спали, пригретые солнцем. Люльку меньшого Наташа затянула от комаров ситцевым пологом, старшему тоже накрыла лицо. Она смотрела на детей, на мужа, и улыбка все время жила в ее глазах.

Скоро, скоро. Скоро чум. Как далеко откаслали пастухи, пока она была в больнице. И морошка поспевает, и грибов уже много, и у куропаток оперились птенцы… Где же поставили чум? На том ли месте, что в прошлом году? Или ближе к озеру?..

И тут Наташа вскрикнула и хореем показала влево.

Там над равниной торчали два еле приметных голых кустика. Конечно, кустиками их мог назвать только человек, никогда не бывавший в тундре. То виднелись концы перехваченных сверху шестов, которые держат чум. Сами чумы еще были скрыты холмистой далью. Но постепенно они поднимались.

А когда упряжки одолели последний подъем, открылась просторная луговина между двумя озерами и на ней два белых конуса, два чума — единственное людское поселение на сотни километров в округе.

И из чумов заметили упряжки, поэтому над их вершинами всплыл синий дымок.

— Чай пить будем! — обрадованно толкнул Зосима Петю. — Отдыхать будем! Ой, хорош у нас!

Залился птичьим криком, взметнул хорей, и олени понесли из последних сил.

Над тундрой в жарком безветрии висело солнце. Роса высохла. Зеленая равнина, холмясь, убегала к горам и там разбивалась о подножие хребта, дыбилась каменными глыбами.

Начался день, долгий трудный день, наполненный комариным гудением и непрерывным бегом оленьего стада, спасающегося от комаров.

Об авторе

Димчевский Николай Владимирович, член Союза журналистов СССР. Родился в 1926 году в Москве. Работает в издательстве «Советская Россия». В альманахе выступал дважды (в выпусках 1966 и 1969 годов). В 1968 году в издательстве «Советский писатель» вышла книга его стихов «Прорубь». В настоящее время работает над сборником рассказов «Июль на краю света».

Рассказ

Заставка В. Сурикова

По профессии я моряк, и вся моя жизнь моряцкая в основном проходит на море. Там мы, моряки, живем, там работаем, а на берегу вроде бы в гостях. И так уж человек устроен, что привыкает к своей работе. Бывает, посидишь на берегу в отпуске месячишко-другой, и уж берег этот надоест так, что дальше некуда. И начинаешь ненароком заглядывать в пароходство. Придешь в службу эксплуатации с таким видом, будто диспетчеров век не видал и очень рад, что все они живы и здоровы. Но там тебя насквозь видят. Подмигивают. Между делом сообщают, что судно твое придет туда-то и тогда-то. Готовься, значит, Александр Иванович, снова в просторы морские, без которых жить тебе совсем невмоготу. А что готовиться? Не с квартиры на квартиру перебираться. Чемоданчик в руку — и пошел в дальнее месяцев на восемь. И забываешь тогда, что ждет тебя снова качка-болтанка, туманы и снегопады, бессонные ночи и работа без выходных.

Однако иной раз и на море до того тошно станет, думаешь: ну что понесло тебя туда разнесчастного? Слово даешь: все, хватит, пора на берег, довольно воду морскую мутить. А как пройдут неприятности, про минутную слабость и вспомнить стыдно… А как же иначе? Выбрал дорогу в жизни — шагай, с курса не сбивайся.