Валентин Юрьев - Отбросы

Так вот, на этом неровно обтёсанном камне оказалось странное гладкое, даже отполированное место, размером с большую лужу или крохотное озерцо, метров десять в диаметре, напоминавшее донышко гигантской стеклянной бутылки, весь камень был обколотым, шершавым и грубым, а здесь, словно громадный глаз торчал из скалы, только без зрачка.

Конечно же, сначала все заинтересованные энтузиасты полезли с молотками откалывать куски породы, выстраиваясь в очередь на право выхода со станции, а физики принялись теоретически рассчитывать и доказывать, что неслабым было поле плазмы, оплавившее этот кусок базальта, прикинули требуемую мощность, фантазировали на тему инопланетного корабля, стартующего из этой летучей гостиницы, пытались сами плавить кусочки в лазерной печи и гадать, как могла такая масса не упасть на звезду, оплавившую ее, почему оплавлена только часть, почему она тут летела неизвестно куда по совершенно нелепой траектории, вопросы плодились как мухи. А местные модницы, нарушая инструкцию, уже вставляли себе в уши кусочки полированного голубоватого камня, напоминавшего чароит.

Но уже через несколько недель все прежние загадки померкли перед новым свойством камня. Когда несколько прошел ажиотаж и уменьшилось количество энтузиастов, все его борозды и вмятины, которые накололи молотками и зубилами наши "геологи", или, точнее, булыганологи, медленно и постепенно заросли точно таким же материалом. Этого не могло быть, но факты — основа науки, им приходилось верить.

Пошли разговоры о сверхтекучем жидком стекле, которое может двигаться при температуре абсолютного нуля.

Дальше еще хуже. Химики не смогли определить химический состав стекловидных осколков. Элементный — пожалуйста, хроматографы у нас есть и неплохие, но в какие вещества сливались выявленные химические элементы, оставалось загадкой.

Носорог Грэймс, искавший на камне микробов, случайно оказался рядом и тоже взял кусочек на пробу. Его вывод после анализа показался всем настолько абсурдным, что я испугался новой волны мордобоя и скандалов, тем более, что все ученые самолюбивы, а главное, они — свободные граждане, а не зэки какие-нибудь.

Часто они сходились, точнее, слетались кучками, часами занимали Круглый Зал и выясняли отношения, а Первый шипел мне в ухо, что больше трех в одном месте — это подозрительно.

Носорог на этот раз не злился на критиков, понимая, на что он замахнулся, наоборот, когда мы беседовали, он переливался всеми красками дикого восторга, энергия выходила из него в самой неожиданной форме, обваливаясь на случайного собеседника.

Впервые за Носорогом с обожанием начали бегать все его бывшие враги, забыв старые обиды перед лицом мирового открытия.

Он доказал, что осколки не являются минералом, а скорее напоминают сложное по составу твёрдое прозрачное белковое вещество, такое, как, например, в панцире черепахи, а Глаз, стало быть является живым организмом, присосавшимся к камню и летающим вместе с ним как рыба-прилипала на спине акулы.

Грэймсу, конечно, удалось потрясти весь наш ковчег. Ещё бы — найти единственное за историю человечества инопланетное живое существо, к тому же летающее на простом булыжнике!

Оставалось найти практическую реальную реакцию живого камня на какой-нибудь раздражитель, признаки жизни. Очень уж хотелось с живым "поговорить". Наши остряки в вечерних новостях разыгрывали целые спектакли с участием Глаза, который на сцене просыпался ото сна и поедал всех незадачливых астронавтов.

Народ балдел и веселился, но научного подтверждения не было. Камень пытали разрядами тока, вспышками света и пучками радиоволн, били и пинали все, кто только мог, от такой развлекаловки только мертвый отказался бы, но все было впустую.

Через какое-то время, физики слились с биологами в альянс, догадались притащить на Балду агрегат, напоминающий медицинский томограф и ультразвуком просветить внутренность камня.

Оказалось, что в его середине сидит большая полость, покрытая изнутри какими-то наростами и бугорками, как сказал Носорог, все это вместе можно назвать растением, получающим свет через полупрозрачную стекловидную поверхность Глаза, как через линзу, которая к тому же и защищает внутренность от космического холода и вакуума.

Грэймс одержим к своей науке и как все ученые, наивен, словно ребёнок, во всём, что касается быта. Думая, что я здесь — большая шишка, он уже не раз подкатывался с разговорами о своём любимом Глазе, пытаясь вытащить из-под меня несуществующие приборы, запасы химикатов и каких-то пробирок. Мало того, я уже привык к его "случайным" появлениям и ничуть им не удивляюсь.