Журнал «Если» - «Если», 2011 № 04

Компаньонка учила Эльку, что надо отвечать на тот или иной вопрос и как держать себя за столом — оказывается, это гораздо сложнее, чем Элька думала. Но когда Элька попросила принести в комнаты печатную машину, опять удивилась: «Зачем тебе, деточка?». Элька, правда, настояла и теперь два часа в день лупила по клавишам под диктовку компаньонки, а потом исправляла ошибки, которых было так много, что Элька даже поинтересовалась, нельзя ли ей хотя бы сюда приводить учителей. Стыдно дочке герцога, пускай и незаконной, ходить неученой. Но компаньонка уклончиво ответила: «С осени, ласточка».

Элька была и ласточкой, и золотком, и лапушкой, но ей порой так хотелось услышать мамино «горе ты мое!». Утешало лишь то, что в далеком поселке мама с близняшками смотрят в дальновизоре на нее, Эльку, и думают, что ей тут хорошо живется.

Элька теперь понимала: господин герцог вовсе не рад тому, что она нашлась, скорее, наоборот, и держит ее при себе, чтобы она не наделала каких-то глупостей, а вовсе не из любви. По крайней мере, он с ней честен, думала Элька, и это уже хорошо.

Правда, он часто брал Эльку с собой, а значит, вовсе не стыдился ее. Например, только вчера она была с ним на большом приеме в Мусеуме. Элька думала, что ученые — это важные бородатые старики в очках, но ученые были молодыми, видными и смотрели заискивающе. Ничего про ледяных великанов против Элькиных ожиданий не было сказано, а говорилось про деньги на строительство нового корпуса Мусеума, на повышение окладов для тех, кто занимается важными для народного хозяйства исследованиями, и о прочих скучных вещах. По окончании приема Элька все-таки спросила герцога, почему ни слова не было сказано о ледяных великанах. Господин герцог ответил, что такие вещи обсуждаются с глазу на глаз и что руководство Мусеума потом нанесет ему отдельный, приватный визит. Элька хотела бы знать, что там будет говориться, во время этого приватного визита, но уже понимала: ей ничего не расскажут… Государственные дела, как любила говорить ласковая компаньонка, не твоя забота, лапушка.

Но сегодня, зашнуровывая на Эльке корсет (ох, и неловко в нем было поначалу!), компаньонка даже не сказала, ради кого ей пришлось выпрямлять спину и задерживать дыхание. Она только поспешно помогла ей причесаться и повела длинным коридором. Солнце, падающее из высоких окон, выстлало красноватые плашки паркета густыми охристыми квадратами.

В парадной зале, где по стенам висели морские карты и старые картины, темные портреты незнакомых людей, за длинным столом уже сидели несколько человек. Элька узнала господ министра рыболовства и рыбной промышленности, министра морского транспорта и министра иностранных дел (Элька не раз видела их светописные портреты в газетах), сидящих бок о бок на толстых бархатных стульях, Калеба с блокнотом за маленьким столиком в углу. Остальных она не знала, хотя их лица были ей смутно знакомы, тоже по газетным светописным рисункам. Господин герцог в официальной черной паре, с золотым медальном, который он надевал только в торжественных случаях, сидел во главе стола, но когда Элька, сопровождаемая компаньонкой, вошла, встал, подошел к ней и усадил рядом с собой. Такого не случалось еще ни разу: сидевшие за столом тоже удивлялись и перешептывались, склонив друг к другу головы и искоса поглядывая на Эльку.

— Не понимаю, — герцог нервно двигал туда-сюда стакан с водой, — первый раз за сто лет… Я предпочел бы решать этот вопрос без тебя. Но они требуют твоего присутствия…

— Кто? — шепотом спросила Элька, подбирая шуршащее платье. Однако господин герцог только вздохнул и ничего не ответил.

Со своего места во главе стола Эльке было видно, что несколько кресел стоят пустыми, а на столе перед ними — яркие синие флажки на палочках.

— Идут, идут, — сказал громко министр морского транспорта, и все как-то зашуршали, зашептались, хотя с виду оставались все такими же неподвижными и важными.

Элька вытянула шею — в широко распахнутые белые с золотом двери вошли высокие люди в черных и синих суконных камзолах, похожих на те, в которых красовались важные господа на темных портретах. Коротко склонив головы, они прошли к столу и расселись на местах, обозначенных синими флажками. Один из них сел за пустой столик в углу, напротив Калеба, и достал папку, переплетенную в рыбью кожу.

— Кто это? — спросила Элька теперь уже у сидящего с ней рядом министра рыбной промышленности.

— Тюлени, — сказал тот тоже шепотом и нервно дернул шеей.