Журнал «Если» - «Если», 2011 № 04

— «Мы виновны», — отфыркиваясь, перевел Шмель, «в нарушении… выскакивании… злом противостоянии закону…»

— Может, в бунте?

— Точно, — Шмель благодарно взглянул на своего спутника.

— Так это казненные бунтовщики?!

Шмель жадно напился. Промокнул губы:

— Очень сложное послание.

— Ты прекрасно справляешься.

— Это высокородные лесовики… люди, которые выступили против чего-то… закона, что ли… потом сознались и убили себя.

— Как благородно и трогательно.

— То есть на самом деле их победили, и они, чтобы избежать позорной казни… вот так.

— Зачем нам их показали?

Шмель пожал плечами.

Неизвестно, понимала ли слепая девушка хоть слово, но когда Шмель вернул флягу Стократу, она возобновила путь, не оглядываясь, точно зная, что чужаки не отстанут.

Если мы слепы в темноте, думал Шмель, то люди, которые слышат всем телом, должны быть беспомощны в тишине. Вот почему на этой поляне никогда не бывает тихо: сто ручейков разведены по желобам, и каждый поток падает со своей высоты, и звук его, звон или шелест значат для них то же, что для нас — резная колонна или арка. Так они украшают свой дом. И даже мастер никогда сюда не приходил.

Красок здесь не было — кроме тех, что бескорыстно дарил лес. Коричневая земля, темно-красные стволы, бледно-зеленая хвоя, а под серым навесом — стол, и на столе прибор для диалога.

Шмель чувствовал, как прыгают его ребра в такт ударам сердца. На том конце стола неподвижно сидел старый лесовик, глаз его совсем не было видно — и скулы, и веки, и лоб покрывала старая, плотная вышивка. Рот был огромный, с большими губами, плотно сжатый, и ноздри длинного тонкого носа подрагивали. Рука, белая до синевы, с пятью плотно сжатыми пальцами, указывала место напротив.

— Тебя зовут поболтать, — негромко молвил Стократ.

Он стоял, опустив руки, не касаясь меча. Неизвестно, что думали лесовики о его добрых намерениях, но Шмель прекрасно понимал: никакой колдун-мечник не справится с такой оравой, вооруженной отравленными стрелами.

— Шмель, тебе помочь?

Перед стариком стояло все, что требовалось для разговора: ряд узких разновеликих трубок, похожих на свирель. Кубок. Каменная доска со смоляными узорами, две спицы, чтобы переносить мельчайшие частицы вкуса. Большая кружка на краю стола; рядом помещалась под струей водопада каменная чаша с проточной водой.

Парень стащил с плеча свой мешок. Все это добро, которым нагружена лошадь Стократа… Его же час разбирать, все эти вкусы, из которых он половину не знает… Шмеля ведь засмеют, пока он будет рыться в сумках…

— Тебе помочь? — снова спросил Стократ.

— Ага, — отозвался Шмель слабым голосом. — Сгружай, пожалуйста. Мне бы только подготовиться…

Он осмотрелся.

Десятки людей сидели и стояли под соснами. И мужчины, и женщины были вооружены и насторожены. Узоры на зашитых веках говорили, наверное, об их положении в обществе, роде, достатке, а может, и вовсе ни о чем не говорили — да и кто из жителей Макухи пытался это выяснить?

Стократ, не дожидаясь повторного приглашения, сгружал с лошади мешки и корзины. Шмель посмотрел на место, приготовленное ему, — напротив старика, с таким же набором трубок и каменной доской, и даже струя водопада была совсем близко, и чаша стояла под проточной водой.

— Надо все тащить сюда, — он услышал свой голос будто со стороны. — Чтобы все было под рукой…

Мастер говорил: «Всегда держи под рукой уксус, мелко перемолотую соль, сахар и желчь, которые потребуются в любом послании. А также имей запас кривозвездки и факела, их сок сочетай три к одному, чтобы получить отрицание. Никогда не помечай заготовки цветом: краситель, на первую пробу безвкусный, может испортить послание и даже придать ему противоположный смысл. Распознавай по запаху либо запоминай, в каком флаконе хранишь концентрат…».

Старик ждал. Журчала вода. Лошадь уныло ковыряла копытом бурую хвою.

Неожиданно девушка, приведшая их сюда, — девушка в сером балахоне, с зашитыми веками и двумя светлыми косами, — подошла к Шмелю и провела ладонью по его лицу.

Рот ее удивленно приоткрылся. Наверное, ее предупреждали, что у чужаков глаза на лице, и глаза открыты, но она не верила.

За все время своих странствий Стократ ни разу не бывал в таком странном месте. И понимал, что вряд ли побывает. Даже если выберется из этой переделки живым.

Эти люди совсем недавно — может, вчера — пережили потрясение. Многих потеряли. Те, что сидели мертвыми за покаянным зельем, кого Стократ и Шмель видели сегодня, были чьими-то мужьями, сыновьями и братьями. Те, кто приговорил их к такому роду покаяния, — тоже.