Джон Варли - Тысячелетие

Когда временную капсулу вскрывают, там находят послание - зачастую весьма и весьма загадочное.

На моей первой капсуле стояла сегодняшняя дата, а также час, минута и секунда. Вторая капсула датирована несколькими днями позже. А третья…

Три послания в мой адрес превращали меня в своего рода знаменитость. Никто до сих пор трех посланий не получал. И я вам не советую, особенно если у вас нервы не железные. Моя третья капсула тревожила людей вот уже три столетия кряду. На ней единственной не стояла точная дата. А написано было так: «Для Луизы Балтимор. Не вскрывать до Последнего Дня».

Что, черт возьми, означает «Последний День»? Вроде как довольно определенно сказано — и вместе с тем до ужаса загадочно.

Пришлось смириться с мыслью, что, когда он придет, я его узнаю.

— Эй, ты, долбанутый!

— Да слышу я, слышу. Ты как раз вовремя. Но капсулу получишь по звонку, не раньше.

— Да, конечно. Сколько осталось ждать, скажи точно.

— Минуты две-три.

Такой «точный» ответ БК выдал исключительно чтобы позлить меня, я уверена. И какого черта я позволяю этой машине над собой измываться — мне что, других неприятностей в жизни мало?

Похоже на то. И все-таки… Как-то я попробовала перейти на подобострастный вариант — и возненавидела БК пуще прежнего.

Меня не назовешь большой поклонницей машин.

Кирпич лежал на прозрачном столике у противоположной стены. Казалось бы — чего проще, подходи и бери. Но я прекрасно знала, что на расстоянии двадцати метров от посылки меня трижды парализуют, а на расстоянии пяти — убьют. Когда БК говорит «по звонку», он ничуть не преувеличивает.

Кроме меня на почте было несколько человек, в том числе и знакомых. Очевидно, пришли за меня поболеть. Среди них был и «репортер» Хильди Джонстаун в своей неизменной фетровой шляпе, из-под полей которой торчал потрепанный пропуск представителя прессы. Он издает газетенку, передаваемую из рук в руки примерно тысячью читателей. То есть он просто склеивает ее из листов бумаги и пишет чернилами текст, выводя печатные буквы. Последний вздох некогда престижной профессии. Кому нужны в наше время репортеры? Новости — это плохие новости по определению.

Еще вопрос, удастся ли ему сделать репортаж. Порой в посланиях сказано, что вы можете поделиться информацией с окружающими. Порой вас предупреждают, чтобы держали язык за зубами. А бывает, что указаний нет никаких: сам решай. Время покажет.

Ровно в срок БК отдал команду, и кирпич с треском раскрылся. Не скрою: небольшое нервное расстройство я заработала, пока пересекала комнату и оседлала стул. Я вынула пластинку, посмотрела на послание.

Написано моим почерком. Я не удивилась: они почти всегда написаны почерком адресата.

Вот что там было сказано:

На площади Джека Лондона есть хорошие рестораны. Езжай по шоссе на север и гляди на указатели.

Тебе удастся убедить Совет, если не будешь давить слишком сильно.

Скажи им, что вылазка имеет жизненно важное значение. Не знаю, так ли это на самом деле, но ты все равно скажи.

Не трахайся с ним, если не захочешь.

Расскажи ему про ребенка. Она же просто слизнячка.

Написано было на амеранглийском двадцатого века. Я прочла послание четыре раза, чтобы убедиться, что ничего не забуду, и чем дольше я на него смотрела, тем крепче сжимала челюсти. В конце концов я встала и сделала шаг назад.

— Сожги ее к чертовой матери! — сказала я.

— Уже сжег! — откликнулся БК.

Металлическая пластинка раскалилась добела и начала испаряться. Я, не дожидаясь завершения процесса, повернулась и пошла из зала. Присутствующие провожали меня жадными взорами, но никто не проронил ни слова, даже Хильди.

Я держалась всю дорогу до дома, пока не зашла в квартиру. Захлопнув за собою дверь, я свалилась на пол. Не знаю, что случилось потом. Что бы это ни было, оно оставило меня без сил и с мокрой физиономией. Шерман уложил меня в постель, ласково погладил и оставил одну. Эта долбаная машина — мой самый лучший друг за всю жизнь.

Я никому не собираюсь рассказывать про ребенка. Если Вселенной суждено погибнуть из-за моего молчания, туда ей и дорога.

Шерман потихоньку вытащил меня из бездны.

Он — единственная машина, которой я решилась обзавестись. Было время, когда я презирала роботов типа Шермана. Я считала, что они годятся только для пресыщенных трутней женского пола, жаждущих чего-то новенького. Говоря о роботах, я пользовалась исключительно местоимением «оно» и обзывала их ходячими вибраторами или гуманоидными искусственными членами.