Алла Конова - Голос вечности

Павел не мог точно ответить, хочется ли ему сейчас видеть ее друзей...

А она уже нажимала кнопки личного телевидения.

- Люций! Ты огорчен?

Павел на маленьком экране видел растерянное лицо юноши.

- Эвг Гью не берет? Ничего! Дорастем! Приезжай в Адеонис.

Леа повернулась к Павлу.

- Сейчас позову Нилу. Она самая хорошая. Мы выросли вместе. Она всегда была умнее всех.- И улыбнулась.- Когда мальчишки носы разбивали друг другу, она являлась, так сказать, главным воспитывающим фактором. Речи произносила не хуже любого вашего оратора. Но мальчишки драться не переставали! Сейчас она проходит педагогическую практику. И представляете? Совсем отказалась от проповедей...

Леа вдруг вскочила со скамейки. Встала в позу, вытянув вперед руку, сдвинула сердито брови:

- Дети - это единственные люди на Земле, над которыми еще довлеет насилие. Дать детям свободу. Пусть их учат сами события! - И дальше, едва улыбнувшись, продолжала обычным тоном:

- Один из ее подопечных съел столько мороженого, что сегодня пришлось собрать консилиум врачей. Мороженого он действительно больше не хочет! Боюсь, что Нилу на некоторое время отстранят от детей. Ей будет очень тяжело.

Павел любовался оживлением Леи.

- Когда-то, лет триста назад, придумали кибернетических нянек. Представьте себе: рядом с каждым ребенком такая няня! Первыми не выдержали мамы. Были случаи полного уничтожения "нянь". Профессия педагога стала самой популярной...

- Кара, приезжай... - И уже говорила Павлу о Каре: - Собирается искать торий на Каллисто.

...Павел не почувствовал себя лишним среди молодежи. Прежде всего они запели. Видимо, это был их условный гимн, задорный и шутливый. Потом Нила протянула Лее инструмент, похожий на крошечную древнюю арфу.

- Пой, Леа! Пой! - послышалось со всех сторон.

Леа несколько мгновений смотрела Павлу в лицо и начала нехитрую детскую песенку о солнце, о цветах, о бабочках. Ее ясный, чистый голос как раз подходил для этого.

Потом шумной гурьбой поднялись на яхту. На палубе их сразу же окружили...

Вышла в круг русоволосая девушка и, тряхнув косами, не отрывая от Павла глаз, закружилась в каком-то танце.

И Павел аплодировал горячее всех. Никто не выделял его присутствия. Но узнали, конечно, все.

Перед утром Леа опять запела:

Виють витры, виють буйны,

Аж дерева гнутся.

Ой, як болить мое сердце,

А сльози не льются...

Это был последний нежный вздох необыкновенной ночи.

А дома Леа долго стояла, всматриваясь в едва различимые очертания гор.

Первая встреча на ракетодроме... Худой, измученный Космосом человек... Он еле идет. И острое сочувствие... Сочувствие - начало любви. Так было во все времена. А потом... Разговоры наедине... И его гордость, резко отбрасывающая жалость. И сегодняшний вечер, пытливый взгляд...

Павел посетил Доса Дина. Старейнлий ученый, основоположник термодинамики отрицательных энергий, жил на западном побережье древней Франции.

Покой и порядок царили вокруг гениального старика. Он сам тем навстречу. И Павел увидел его среди цветущих вишен и абрикосов. Павел знал, что Досу Дину уже 183 года. И был приятно поражен легкостью и непринужденностью его походки.

Открытым радушным движением Дос Дин протянул Павлу обе руки:

- Здравствуй, здравствуй, дорогой. Сто пятьдесят лет я мечтал об этой встрече. И, наконец, осуществилась и эта моя самая давнишняя и большая мечта.

Они шли рядом, шли быстро - в темпе Доса Дина.

Павел с благоговением всматривался в его лицо. Дос Дин походил на патриарха: густоволосый, седой, со свежей кожей.

Они сидели в креслах на широкой веранде. Цветники спускались к морю. Был час отлива. И обнажились самые далекие скалы. Там, в мелких лужицах, среди морских водорослей и гальки остались дафнии, медузы - тысячи живых существ. И они такие же, какими были шестьсот лет тому назад. Какое там - шестьсот! Сотни тысяч, миллионы! А человек... Шестьсот лет его преобразили...

Дос Дин отлично помнил, что было сто пятьдесят, сто шестьдесят и даже сто семьдесят лет тому назад... В его словах задушевность и сочувствие:

- В молодости я завидовал вам, первым выходцам в Космос, вашему безумно смелому поколению. - Дос Дин положил мягкую, нежную ладонь на руку Павла. Он стоял теперь рядом, и в его глазах прежнее сияние покоя. - Я говорю: в молодости, потому что сейчас утратил способность завидовать. В моем возрасте наступает какое-то умиротворение: все прожитое кажется хорошим и никуда уже не тянет, никуда не рвешься. А в молодости, когда бродят чувства, я завидовал вам. Вы - олицетворение юности. А самое главное, вы выбросили, как хлам. всякие нелепые мысли о тщетности жизни. Нет, не "суету сует" провозгласили вы, а радость существующего.