На другой день голубь принес из владений княгини Уты весть о том, что Этельгард спешно возвращается. И в этот же день ему сообщили, что заложница окончательно пришла в себя. Умерив, сколько смог, волнение, он вошел к ней. Резкая до мурашек мысль: не красива. И по крови явно не т'хоаргэ: такие лица, конечно, не столь изможденные, во множестве попадутся на любой городской улице. Это облегчило ему первые слова - приветствие и вопрос, на каком языке она предпочтет говорить. - Я владею вашей вульгатой, - негромко прозвучало в светлом воздухе покоя, словно сам воздух и прозвучал. Неужели правда то, что ШъяГшу учит языки тех племен, которые намеревается покорить? И то же самое - в заводе у его... Кажется, горцы называют таких женщин - не жен и не наложниц спутницы, да. - Очень хорошо, - улыбнулся Судия, радуясь, что теперь может по-людски сочувствовать благородной пленнице, а не жалеть... Он так ретиво погнал стыдное воспоминание, что тряхнул головой, и старательно зачесанные назад волосы (из-за них он научился держать голову неподвижно и чуть закинутой) оказались на плечах. Волосами он гордился, их же и стеснялся: копна светлого золота любой даме на зависть. - Вам сообщили, под чьим вы кровом? - Да. Вы - Мирской судия Пресвитерианства. Я правильно титулую? - До точки. А вы - Спутница Снежного Тигра Гор? - переложенное на вульгату, титулование прозвучало неожиданно значительно. - Это - кратко. - ШъяЛма растянула уголки больших темных губ. Улыбка ее почти обезобразила. - Впрочем, это ли - предмет разговора? - Нет, иное. Вы - заложница Пресвитера, я отвечаю за вас. Цена вашей жизни - мир между Пресвитерианством и ШъяГшу. Стоит ШъяГшу нарушить мир ... Судия смолк, сощурился. По движению ее подбородка понял - смысл недосказанного ей ясен. - А теперь скажите - кто так жестоко с вами обошелся? ШъяЛма опустила глаза. - Какая разница, Судия... - Бреон. Обращайтесь ко мне по имени. Титулование положено только во время суда. Так кто? - Князь Сигрид. - Почему? Она промолчала, как молчат, когда пожимают плечами, не зная ответа. Наверное, ей больно пожимать плечами, и она усилием сдержала привычное движение. - Я знаю Сигрида. У него крутой нрав. Но он не может назначить экзекуцию без причины. Скорее всего, вы его чем-то оскорбили, сами того не зная. "Не зная - да и откуда ей было знать - что Сигрид - мой брат". Бреон так же не знал, почему не сказал ей об этом сразу. Как если бы хотел выглядеть в ее глазах лучше, чем был - хоть он и не в ответе за суровость брата своего Сигрида. И он поспешил внести ясность. - Я и Сигрид - в близком родстве. Он - мой младший брат. Между ними словно дунуло сквозняком. Женщина сглотнула, зрачки ее скользнули в сторону. - Поэтому я хочу знать причину его жестокости. Как брат его по крови и вере и как Судия над всеми мирскими братьями. - Я посмеялась над ним... Бреон... - И что стало поводом для смеха? - Его лицо. Он обгорел на солнце, как мальчишка. Ему невдомек, что маски горцев - не для устрашения и не для защиты от сглаза. Это объяснение чуть не довело Бреона до обиды за брата. - Он погорячился. Надеюсь, добрый прием, оказанный вам здесь, хоть частью загладит последствия его горячности. Моя супруга Этельгард приедет со дня на день. Вы будете под ее опекой... Она слушала светловолосого варвара вполуха, и отвечала машинально пригодилась выученная в студенчестве латынь. Ее беспокоили еле слышные пока хрипы за грудиной. Ее зашили в возок, когда она свечкой оплывала в лихорадке. Вялая пневмония легко перерастает в туберкулез, который ничем здесь не взять. Стало тошно от страха. Надо пить молоко! И сырые яйца. И мед. И упросить - конечно, его, Бреона, а не его супругу, чтобы пускали хоть на стену... Нет, на стену не пустят. Да куда угодно, где солнце!
Снимая Этельгард с седла, ощущая в ладонях тепло ее чистой плоти, Бреон вдруг сообразил, что жена его будет опекать женщину, чьи груди и срамное он видел, как видел сосцы и петли своих гончих сук. Нет, он не может умолчать о том, как ему случилось увидеть заложницу голой. Иначе ее стыдная нагота будет между ним и Этельгард, как нечистая лигатура. После трапезы они об руку отправились к заложнице - и перед каждым поворотом он думал, что сейчас легонько придержит жену за локоть, и расскажет... Но так и не рассказал. Этельгард назвала заложницу "милая" и спросила, не ли в чем нужды. "Нет, благодарю вас, благородная дама, всего в достатке" - ответили губы ШьяЛмы. И этот правильный как будто ответ (именно так благородному пленнику отвечать и полагалось) прозвучал так, словно был вынут совсем из другого разговора.
Читать дальше