Алексей Корепанов - Без маски

- Но, упорно сражаясь за мир, мы убеждаемся тысячу раз, - прошептал он концовку виршей какого-то местного жизнерадостного поэта, - верим, что покоренный и мирный атом будет работать на нас...

Крепыш, играя желваками на скулах, смотрел прямо перед собой. Под вертолетом лежали поля, и от горизонта до горизонта тянулась железобетонная стена, и над стеной в пять рядов ощетинилась колючая проволока".

Все. Я выжал из себя все, остатки энергии ушли на то, чтобы поставить финальную точку, в голове, груди, животе было пусто, как в обреченном на снос доме, который уже покинули последние жильцы. "Выпитость" - называл такое состояние Александр Блок. Я не был, конечно, Александром Блоком, но прекрасно ощущал, что значит это его определение. Произведение как бы истекло из меня, и уже отделилось от меня, и вот лежало передо мной на столе листками исписанной бумаги, воплощенное... Лежало рядом с пепельницей, утыканной окурками, рядом с будильником, показывавшим начало шестого.

И вот обидно, думал я, всегда обидно, что воплощенное постоянно оказывается только отблеском того, о чем думал, что хотел сказать. И всегда остается недовольство собой.

Я распахнул окно и немного постоял, вдыхая сыроватый воздух. Я не спешил ложиться, потому что знал - все равно сразу не усну, все равно буду лежать в темноте и еще и еще раз прокручивать в памяти только что завершенный рассказ, и повисший в комнате табачный дым заставит неровно биться сердце.

И снились мне ступени, ведущие вниз, вниз, к обитой железом двери подвала, серым прямоугольником проступавшей в полумраке. Я спускался по этим холодным ступеням, а дверь не становилась ближе. А потом ступени исчезли и я оказался перед ней и застучал кулаком по ржавому железу, но дверь была заперта. Я стучал и стучал, настойчиво и монотонно, и дверь медленно приоткрылась. Из темноты потянуло холодом.

Я поднял голову, пытаясь определить источник настойчивых звуков, и не сразу сообразил, что это стучат соседи сверху. Возможно, они занимались мелким ремонтом. Или подрабатывали изготовлением ящиков. Я заставил себя встать и, завернувшись в одеяло, подошел к окну и захлопнул раму. Потом бросился назад к дивану со всей скоростью, возможной для завернутого в одеяло человека, упал на него и поджал колени к животу, пытаясь согреться. В комнате было холодно как где-нибудь на Луне или в Поясе астероидов. Зато полностью выветрился табачный дым, и голова почти не болела от недосыпу а шел-то всего лишь одиннадцатый час воскресного утра.

Интересно, думал я, постепенно согреваясь, почему посторонние звуки, которые мы слышим во сне, так хорошо увязываются с содержанием сна? Почему сюжет сна словно подводит нас к этим звукам, хотя мы не можем знать, когда они раздадутся и какими будут? Ну вот возьмем сон с этой дверью в подвал. Я спускался к ней до того, как раздался стук соседей, поднял руку, намереваясь постучать - и прикосновение моей руки к двери, произошедшее во сне, совпало с тем моментом, когда сосед начал сколачивать свои ящики. Или, скажем, сон со звонком. Я во сне прихожу в гости к Залужной, нажимаю звонок - и его мелодичные переливы оказываются реальным звонком в дверь моей квартиры. Это было не так давно, когда ни свет ни заря мне нанес визит музейный работник Карбаш, чтобы поплакаться об очередных проблемах с очередной псевдоженой. Выходит, во сне мы как бы предвидим будущее? Узор сна с самого начала выстраивается так, чтобы подвести нас к этому будущему. Что-то в этом, наверное, есть? А вещие сны? Проскопия, дар предвидения событий... Это уже дело парапсихологии... Есть ли какое-то объяснение?..

Я и не заметил, как уснул, согревшись, и проспал еще около часа. Когда я покончил с домашними делами, воскресное утро уже давно и неотвратимо кануло в небытие или просто сместилось по оси времени. Я убрал свой опус в ящик стола отлежаться и бодро выбежал на улицу, где поджидала меня серенькая сырость уходящего ноября.

Мы с Наташей договорились встретиться в центре, в сквере напротив "Детского мира", и ровно в двенадцать тридцать я уже прохаживался по мокрым плитам вдоль мокрых скамеек, заложив за спину руки с букетом в жестко шуршащей упаковке и поглядывая в сторону автобусной остановки. Наташа, как это и положено, опаздывала, канонически, можно сказать, опаздывала, хотя винить ее было трудно - в воскресные дни общественный транспорт посещал Хутора с большими интервалами. Да я и не собирался винить ее. Черт возьми, я давным-давно уже не ждал никого в сквере, не ждал вот так, с цветами, а все мои прежние ожидания... Где они были, мои прежние ожидания?