Алексей Корепанов - Найти Эдем

Возле изгороди Колдуна сидели на камнях Стас и Янош Лесоруб, дымили сигаретами. У толстяка Стаса, маявшегося от духоты, был развязан воротник, автомат он закинул за спину и втолковывал что-то гиганту Яношу, который рассеянно кивал и поглядывал по сторонам. Павел кивком поздоровался с ними и вошел в дом Колдуна.

Колдун встретил его приветливо, провел в свою полутемную комнату, где из кувшинов привычно тянулся к потолку душистый дым, уложил на лежанку и туго обмотал до самых ног длинным куском материи, оставив открытой только голову, так что Павел стал похож на мумии сказочных египетских фараонов из книг. В довершение всего Колдун привязал Павла веревками к лежанке, приговаривая: "Сегодня работа будет долгой, готовься, терпи, долгой будет работа... Долгой будет работа, нужно лежать спокойно, пока не зайдет солнце и не догорит свеча". Павел воспринимал все эти действия совершенно спокойно, хотя в душе не верил, что Колдун может ему помочь. Слишком много было сделано попыток, слишком часто Павлу снилось, что он говорит и поет, и, просыпаясь, он пытался вслух повторить те слова, которые только что произносил во сне - и ничего не получалось, кроме сдавленных полустонов-полурыданий.

"Лежи, лежи, пока не стемнеет, пока не догорит свеча", - бормотал Колдун, вынимая из разных мешочков на полках все новые и новые пучки трав и бросая их в кувшины. В кувшинах потрескивало, дым заполнял комнату, свеча в углу горела ровно, лишь иногда подрагивая от движений бесшумно скользившего в полумраке Колдуна.

Потом Колдун незаметно исчез, и Павел остался лежать в непонятной полудреме, навеянной ладонями Колдуна и дымящимися травами. Он не представлял, сколько прошло времени и скрылось ли солнце - единственное окно в комнате было плотно затянуто медвежьей шкурой, закрыта была и дверь. По телу растекались приятные слабость и тепло. За окном крикнули: "Добрый вечер!" - и Павел узнал голос Стаса, который, оказывается, до сих пор сидел у дома Колдуна, продолжая, наверное, беседу с Яношем Лесорубом. Вдруг за дверью что-то загрохотало, что-то зазвенело, разбиваясь, раздался вопль Колдуна - и тут же оборвался. Что-то рушилось, трещало, дрожал пол, падали с полок кувшины, словно в дом ворвался свирепый великан и крушил, крушил... Коротко простонал Колдун и затих, дверь рывком распахнулась, грохнула о стену, и оцепеневший Павел увидел, как в комнату ввалился кто-то огромный, страшный, до ужаса знакомый. Разинутая пасть с черными крючковатыми клыками, длинные когти, редкая шерсть, толстые кривые нижние лапы... Болотным смрадом повеяло в комнате, встрепенулась и погасла свеча, и в тусклом вечернем свете Павел увидел лежащего в коридоре Колдуна. А огромный медведь надвигался на лежанку, протягивая когтистые лапы.

Павел рванулся, но не смог сделать ни одного движения - слишком туго охватывала его тело материя, слишком прочно были завязаны веревки. Медведь, вес тот же страшный медведь из детства, та же слюнявая пасть... Надо было крикнуть, позвать на помощь, во что бы то ни стало позвать на помощь, чтобы услышали Янош и Стас и прибежали сюда с автоматом. Крикнуть, пока не поздно!..

Медведь приближался. Павел зажмурился, набрал в легкие побольше воздуха - а сердце чуть не выпрыгивало из груди, - напряг все силы и, с размаху обрушив какую-то внутреннюю преграду, закричал: "А-а! Помогите!.."

Он не открывал глаз, с ужасом чувствуя, что вот-от смердящие черные клыки вцепятся в лицо, сдерут кожу, вырвут глаза, разворотят рот - и продолжал, продолжал кричать: "Помоги-ите! Ста-а-ас!.."

Кто-то рядом охнул и воскликнул голосом Яноша Лесоруба: "Вот так чудо! Колдун, Стас, он заговорил, клянусь Создателем! У тебя получилось, Колдун!"

Павел открыл глаза, увидел возле себя медведя с лицом Яноша Лесоруба и медвежьей мордой в руке, увидел за дверью улыбающегося невредимого Колдуна и изумленно-восхищенного полицейского Стаса - и потерял сознание.

...Колдун не раз предлагал Павлу работать вместе, но Павлу это занятие было почему-то не по душе. Может быть, потом, позже, а в пятнадцать лет его привлекало совсем другое. В тот год он начал работать, а значит, стал взрослым. Он возил доски с лесоповала на строительство дороги к Городу Плясунов, был наблюдателем на пожарной каланче, латал дощатые тротуары, смолил лодки на Иордане, а в сезон дождей сбивал табуреты в длинном теплом цехе плотников. Табуреты возили в Иерусалим, получая взамен на удивление прочные, ладные и красивые рубашки - Иерусалим всегда славился своей ткацкой фабрикой, и после Большого Пожара ее помогали отстраивать и горожане Лесного Ручья, и вавилоняне, и Плясуны.