Алексей Корепанов - Обыкновенная прогулка

Он кружил над крепостью и его розовые уши, похожие на две огромные морские раковины, мгновенно ловили страх, текущий по воздуху от разбегавшихся в разные стороны маленьких нелепых существ. Существа прятались в хатки, падали в траву под деревьями, закрывая головы хрупкими конечностями, и дракон довольно урчал, неторопливо кружась над ними в туче песка, пыли и сорванных листьев. Его стеклянные глаза выбирали жертву, шершавый язык трепетал, предвкушая сладость мяса и крови".

Эдгар поморщился и покачал головой, Дракон перегибал с натурализмом.

И видно, уж очень нуждался в читателе, коль не постеснялся отдать на суд Эдгара свой натуралистический опус, где, к тому же, не все клеилось. Так, Дракон сравнивал свои чудесные уши с морскими раковинами, для глаз подобрал определение "стеклянные" и в то же время словно не знал того, что "маленькие нелепые существа" называются людьми. Тем не менее, Эдгару нравилась манера изложения Дракона. В ней чувствовались свежесть восприятия и ценность описания не только свидетеля, но и участника.

" И вот однажды, - повествовали каракули, - во время очередного

налета на крепость, дракон уже распрямил когтистые лапы, собираясь ринуться вниз, на дорогу, где застыло испуганное существо,- и в это время горло его пронзила острая боль. Дракон заревел, и от страшного рева пригнулись к земле деревья и солома полетела с крыш.

Существо кричало и извивалось, пытаясь вырваться из его когтей,

а он тяжело летел назад, к пещере, и от боли черными казались ему

небо и солнце. Он не заметил всадников, мчавшихся по степи вдогонку,

- и опять заревел от боли в крыле. Подобно урагану устремился дракон к земле и всадники бросились врассыпную, в ужасе пригнувшись к шеям коней.

Крыло и горло нестерпимо болели, но он все-таки добрался до пещеры и, шипя от боли, вполз под черные своды. Злобно ударив крылом о стену, он сломал засевшую в нем стрелу, но боль не прошла. Он разорвал добычу когтями, но не смог проглотить ни куска - вторая стрела застряла в горле.

С тех пор дракон больше не мог летать. Когда муки голода становились невыносимыми, он выползал в степь и пытался ловить маленьких юрких зверьков. Но удача приходила редко, потому что бесполезные крылья волочились по земле, делая его неуклюжим и беспомощным. Дракон жадно пил речную воду, на время обманывая желудок, но слабел все больше и больше. От слабости он засыпал и спал почти не пробуждаясь, потому что во сне притуплялся голод и чуть утихала боль. Это был даже не сон, а тяжелая полудремота, соединявшая в бесконечную однообразную цепь лето и осень, зиму и весну...

Весной дракона будила талая вода, затекающая в пещеру. Временами вода приносила всякую степную падаль и он с отвращением пожирал ее, и болезненное мычание разносилось далеко по степи.

Дракону уже случалось вдоволь отведать падали. Было это давным-давно, когда над оврагам весь день ржали кони, с топотом мечась по полю, воинственно кричали люди и звенела, звенела сталь. Он притих в своей пещере, но знакомый запах крови заставил его насторожиться. К вечеру, когда стихли топот и крики, и резкий звон клинков не разносился больше в воздухе, он выполз из пещеры и насытился еще не остывшим мясом. Он ползал по полю, шипя от возбуждения, и не мог оторваться от пиршества, и боязливо косился на далекие костры, и в глазах его горел лунный свет, а брюхо царапали обломки копий и стрелы, разбросанные в траве.

Такие трапезы выпадали нечасто, и он ждал их годами, тревожно раздувая ноздри во сне.

Сны уносили дракона в те годы, когда он мог целый день без устали мчаться над землей. Был он тогда молод и могуч, и без труда добирался к закату до широкой реки. На ее высоком берегу, над поросшими лесом склонами, стоял белый город, взметнувший в небо колокольни соборов. Золотые кресты мягко сияли в закатных лучах и далеко над водой плыл гулкий колокольный звон. Дракон тучей обрушивался на город, хватал добычу, жадно рвал ее на части прямо в воздухе и, насытившись, неторопливо летел назад, бесшумно скользя по черному небу.

Справедливости ради надо сказать, что дракон редко испытывал потребность в еде".

Эдгар хмыкнул. Автор, почувствовав перегруженность произведения гастрономическими подробностями, встал на защиту литературного героя. Другими словами, попытался себя оправдать.

"Чаще всего дракон просто лениво кружил над селением, и струящийся от земли страх заставлял сладостной дрожью трепетать его чешуйчатое тело. Ему просто нравилось п у г а т ь.