Алексей Корепанов - В некотором царстве

Он выкинул окурок в окно, на головы граждан, разгоряченных борьбой за добычу товара, и пошел одеваться.

Знойный день тянулся и тянулся, занудный и бестолковый, подобный старым фотографиям, в беспорядке брошенным на пыльный стол кем-то нетрезвым и равнодушным. Жужжание голосов и стук кружек в "сквозняке"... Жаркий ветер на "стометровке", поднимающий пыль и мотающий от тротуара к тротуару клочья газет и смятые стаканчики из-под мороженого... Бормотание попрошаек у автобусных остановок... Шайка назойливых цыганок у дверей универмага... Кучка каких-то митингующих на самом солнцепеке, рядом с памятником и общественным туалетом, по колено залитым мочой... Раскоряченные голые девицы и совокупляющиеся пары на обложках книг и больших календарях пестрой россыпью на столах в тени каштанов на улице Независимости, бывшей Карла Маркса... Перекопанные тротуары... Сонмы мух над поваленными мусорными баками... Вновь полумрак "сквозняка" с теплым пивом и окаменевшими котлетами... Безлюдье городского парка с искореженными качелями и каруселями, и газонами, усыпанными пробками от портвейна... Болотный запах, висящий над полупересохшей речушкой с грудами хлама у берегов... Разбитые стекла досок почета с обрывками фотографий, лохмотья объявлений на столбах: "Куплю... Продам... Сниму... Ищу... Меняю... Удавлюсь..." Жара. Пыль. Жара. Пыль. Пыль... Жара...

Вернувшись домой, он плюхнулся в предусмотрительно наполненную утром ванну и долго лежал в прохладной воде, глядя на пятнистый от желтых потеков потолок.

Потом сварил яйца, тонкими ломтиками нарезал плавленый сырок, и размешал в стакане с кипятком остатки маминого варенья.

Потом смотрел муторный видеофильм, транслировавшийся по местному телевизионному каналу. Покурил, высунувшись в окно и глядя на неугомонный проспект. Пересчитал деньги. Вытащил из кладовки пустые бутылки и сложил в большую сумку и авоську.

Лег спать...

3.

Здесь, за поворотом, стены лабиринта растворялись во мраке, а дальше - он это знал - слабо серебрились, отражая свет никогда не тускнеющих шаров, лежащих на каменных столбах у входа в темницу Божественной Прорицательницы. И под каждым шаром сидели на низких скамьях вооруженные стражники-ксории. Путь от поворота до столбов был прямым и длинным, без каких-либо укрытий - только отвесные гладкие стены, только холодная каменная толща вверху и внизу. Это был узкий проход в глубине гигантской горы, чья вершина вздымалась выше облаков, горы, нависающей над серыми водами залива Теплых Дождей. Сотни ходов источили гору, образуя лабиринт, в центре которого находилась темница Божественной Прорицательницы. День за днем, ночь за ночью, начиная с далекой Поры Спокойного Неба, разведчики пробирались в глубь лабиринта, натыкаясь на тупики и завалы, погибая в глубоких колодцах, прикрытых уходящими из-под ног плитами, - но проникали все дальше и дальше, намечая единственно верный путь - и все ближе была Божественная Прорицательница, запертая в темнице в чреве горы.

Ксории долго и тщательно готовились к похищению Прорицательницы. Их лазутчикам удалось под видом странствующих купцов пробраться в город и остаться там до Поры Холодных Ветров, и сделать подкоп под башню. В ночь рождения Божества Пяти Небес, когда праздник был в каждом доме, войско ксориев перевалило через холмы, трубя в свои костяные трубы, вызывая на бой сынов Божества Пяти Небес. Огненные стрелы сынов Божества превратили ночь в день, отбросили ксориев к холмам, и вся равнина была усеяна замолкшими костяными трубами нападавших. Сыны Божества радовались победе, но радость утихла при вести о том, что башня опустела. Божественная Прорицательница исчезла, и остались только слова, начертанные ее рукой на голубом листе с белыми узорами. "Ночь радости - ночь печали, ночь смеха - ночь слез. Едино, неразрывно, две стороны небес, и одно переходит в другое, и становится радость печалью, и слезами проливается смех. И в печали возрождается радость, и из слез восстает смех. Две стороны вечных небес".

Божественная Прорицательница оставила надежду. И от умения разведчиков зависело, сбудется ли эта надежда. Разведчики сделали свое дело: прошли весь лабиринт и отыскали темницу. Последнее слово должны были сказать штурмовики. Уничтожить стражей-ксориев и открыть двери темницы...

Он вслушивался в тишину, лишь изредка нарушаемую резкими голосами стражников, и напряженно ждал того момента, когда начнут действовать Сергей и Валерик, заходящие сбоку, по другому проходу, ведущему к темнице. Пальцы его нетерпеливо перебирали короткие трубки подвешенных к поясу дымарей. Взывайте к своему одноногому толстобрюхому Крадду-Роаллу, злорадно думал он. Пусть принимает мертвецов в свою обитель. Мы освободим Божественную Прорицательницу и навсегда загоним вас, поганые ксории, в пасмурный болотный край за Великой Грядой, и некого будет вам винить, кроме самих себя - зачем нужно было нарушать условия мира?