Клод Фаррер - Мир приключений, 1926 № 02

— Послушай, товарищ, — начал я осторожно, — у тебя голова не в порядке; или и ранее она у тебя была такой?

— Я не знаю. Я должно быть был не совсем в себе; я почти ничего не помню с того времени, как выпал за борт. Какой день сегодня?

— Вторник.

— Вторник? А это случилось в воскресенье. Ты помог вытащить меня?

— Нет, — отвечал я. — Я встретил тебя на дороге; ты был в каком-то полусонном состоянии и говорил, что ничего не знал ни о море, ни о судах, ни о моряках, хотя я принял тебя за моряка по твоей походке.

— Да, это так и есть; я вижу, что ты сам моряк и притом американец. Но что ты здесь делаешь? Это должен быть берег Португалии или Испании?

— Нет, это пастбище в Аризоне.

— Аризона? 6000 миль оттуда? Сколько же времени я был не в себе?

— Почем я знаю; я увидел тебя только сегодня вечером, а сейчас с тобой произошла перемена.

— Какой же сейчас месяц и число?

— 3-ье декабря.

— Чорт возми! 6 месяцев назад! Это случилось в июне — достаточный срок попасть в эти места, но как это произошло, не могу вспомнить. Кто-то, очевидно, должен был привести меня сюда

— Вовсе нет. Ты сам шел; был голоден. Я привел тебя к себе, чтобы накормить и дать тебе возможность поспать.

— Ты очень добр, — и он случайно дотронулся рукой до лица.

— Что я вижу? У меня выросла борода. Посмотрю-ка каков я с бородой.

Он подошел к зеркалу на стене, взглянул и отскочил.

— Как! Да это не я, — воскликнул он с ужасом во взоре. — Это кто-то другой.

— Погляди хорошенько, — сказал я. Он послушался и затем обернулся ко мне.

— Это должен быть я, — сказал он. — Зеркало повторяет мои движения. Но лицо не мое, я другой человек и не узнаю себя.

— Взгляни ка на якорь на руке, — предложил я ему. Он взглянул.

— Да, он на левой руке, как и был сделан в первое мое плавание, — сказал он и затем осмотрел свои руки и ноги.

— Как я изменился, — пробормотал он, проводя руками по телу.

— В каком году это было, когда ты прыгнул за борт? — спросил я.

— В 1875.

— А теперь 1884! Друг мой, ты был девять лет без памяти! — сказал я.

— Девять лет? Правда ли? Может ли это быть? Ты подумай только: девять лет пропали из моей жизни! Ты понимаешь-ли, что это значит!

— Я протянул ему истрепанную и выцветшую газету, — Эта газета вышла месяцев шесть назад, — сказал я, но она все же этого, 1884 г.

— Так, — сказал он с грустью в голосе. — Есть у тебя трубка? Я должен покурить и подумать над этим. Девять лет и 6000 миль путешествия! Где я был, хотел бы я знать, и что делал? Что так изменило мою внешность? Это похоже на смерть!

— Я передал ему трубку и табак; он жадно затянулся, дрожа от волнения и медленно приходя в себя. Успокоившись, он отложил трубку, говоря, что она его расслабляет. В то время я был плохим психологом, но теперь думаю, что в период своего второго существования он бросил курить. Я не решался распрашивать его, зная, что не смогу помочь ему разгадать его загадку; нужно было, что бы он сам все обдумал. Всю эту ночь он не спал и своим ворчаньем долго мешал и мне заснуть. Один раз он даже встал и при свете спички снова начал рассматривать себя в зеркале. Утром я нашел его уже на воздухе; он смотрел на восход солнца и курил.

— Я начинаю привыкать к своему новому лицу, — сказал он. — И снова привыкаю к курению. Даже уже привык. Ничто, кроме куренья, не может помочь в трудную минуту. Чем ты здесь занимаешься?

— Я наблюдаю за скотом.

— Трудно этому научиться?

— Для моряка не трудно. Я здесь только до срока расплаты. Потом отправлюсь в Фриско на корабль.

— И кто-нибудь, наверное, займет твое место? Я был-бы рад, если-бы ты поучил меня, я мог-бы заместить тебя. Довольно с меня плаванья!

— Отлично! Мне только стоит сказать об этом, кому следует.

Я принялся обучать его. Он оказался способным учеником, но всегда оставался каким-то мрачным, словно подавленным тяжелыми воспоминаниями, от которых хотел избавиться. И только вечером, накануне моего отъезда, когда мне удалось устроить его на свое место и мы сидели, покуривая пред огнем, он решил рассказать мне все.

В этот раз опять в комнату выскочила крыса и, как тогда, он вскочил и отбежал в другой угол. Потом он снова уселся, сильно дрожа всем телом.

— Благодаря этой крысе ты пришел в себя в тот вечер, — заметил я. — Очевидно, крысы имели для тебя какое-то значение в прошлой жизни.

— Да, — ответил он, неистово затягиваясь. — Я и не знал, что у тебя здесь крысы.

— Целыя полчища их под полом, но они безвредны. Я даже рад их обществу.