Леонид Кудрявцев: День без Смерти (сборник)

— Хорошо. Я сейчас, — Аким вынул из шкафа клубок и спицы. Отдавая их Смерти, пояснил:

— Это от жены. Она пять лет назад…

— Я помню, — сказала Смерть и надела на нос неизвестно откуда появившиеся очки. — Такая милая женщина, с родинкой на щеке. Ну что тут поделаешь, голубчик!

— Угу, — кивнул головой Аким и, прикусив губу, ушел в соседнюю комнату. А Смерть стала вязать.

Книги занимали целую стену. Словно лаская, Аким провел пальцами по ровным золотистым корешкам и, вздохнув, подумал, что про каждую из этих книг он мог рассказать целую историю.

А потом быстро отобрал пять самых любимых томиков и, секунду подумав, завернул их в прошлогоднюю газету.

Уже надев пальто, он заглянул в гостиную. Смерть с увлечением вязала.

Аким кашлянул.

— Я ухожу, — сказал он почему-то шепотом. — Часа через два вернусь. Хотелось бы, пока есть время… В общем, я не то чтобы об этом мечтал. Наверное, совсем наоборот. Но раз уж так складываются события. В общем, я хотел умереть раньше… раньше, чем вы… ну сами понимаете…

Он неожиданно для себя засмущался, но Смерть как, ни в чем не бывало продолжала вязать, размеренно отсчитывая петли.

Аким пожал плечами и, сунув сверток с книгами под мышку, пошел к выходу.

Смерть догнала его уже в прихожей.

— Глупый, — сказала она. — Ну, конечно. Какой может быть разговор.

Она легонько прикоснулась губами к его щеке и ушла. А Аким, пробормотав “все они такие”, вышел на лестничную площадку и нажал кнопку вызова лифта.

На улице он сейчас же увидел бампер второго полицейского самохода, который выглядывал из-за противоположного угла.

Акиму стало почти весело.

Проходя мимо, он не удержался и постучал пальцем по толстому броневому стеклу одной из дверок. Он видел, как водитель дернулся, но тут, же, совладав с собой, сделал вид, что ничего не заметил.

— Дурак! — крикнул Аким и потряс в воздухе свертком с книгами. — Вот я тебя сейчас этой штукой! В клочки!

Но даже это не подействовало.

— Ну и шут с тобой, — сказал он водителю самохода, который, сохраняя каменное выражение липа, смотрел куда-то поверх его головы. Аким безнадежно махнул рукой и пошел дальше, помахивая пакетом и чуть слышно напевая:

— Вот и все… тра-ля-ля-ля… сегодня после обеда… тра-ля-ля-ля-ля… а так как мы не сдадимся… пам-пам-пам… то будет… тра-ля-ля-ля… страшно представить… пам-пам-пам-пам… и тут главное успеть… парам-парам-парам… пока не поздно… ля-ляля…

И вдруг остановился, неожиданно осознав, что это действительно — все. И сегодня после обеда его уже не будет.

Наверное, Аким очень сильно побледнел. Ему даже какой-то головоногий, проезжавший мимо в ванне на пяти колесиках, сочувственно сказал:

— Милый, что-то ты неважно выглядишь. Вернись немедленно домой, хвати стакан аммиаку с перцем и сейчас же — спать, желательно в вентиляционную трубу. Право, так гораздо лучше.

— Да пошел ты… со своим аммиаком, — сказал Аким, чувствуя, что постепенно приходит в себя. Через минуту он совершенно оправился и медленно пошел по направлению к базару.

Он посмотрел на голубых слонов, которых продавали за грош. На факиров в заляпанных печатями чалмах, которые молча глотали длинные, трехгранные, украшенные драгоценными камнями оскорбления. Прошелся мимо продавцов призрачного счастья и мимоходом убедился, что счастье у них действительно призрачное, без малейшего обмана. А потом поглядел на бой идей, которые абсолютно походили друг на друга и поэтому дрались отчаянно, шипя, пуская ядовитую слюну и яростно сверкая глазами.

Потом Аким стал рассматривать тех, кто ходил по базару. Он видел почтенных, заслуженных купцов и их бесконечно преданных приказчиков. Важных, вроде бы безразличных ко всему стражей порядка. Видел, как иногда в глазах у них появлялся алчный блеск. Это значило, что им нравилась какая-нибудь вещь. Они ее сейчас же получали, за символическую медную монету.

Еще он видел зевак с затянутыми паутиной, вечно открытыми ртами. Жулики в белых халатах меняли медные деньги на серебряные, уверяя, что серебро вредно влияет на организм. И тут же, прямо на базаре, ссорились, дрались, торговались, любили и валяли дурака простые люди. Дурак, которого они валяли, был одет в телогрейку и кирзовые сапоги.

Постепенно это базарное сумасшествие Акиму надоело. Он собрался было уходить, но неожиданно наткнулся на стадо лозунгов, которые размножались прямо посреди базара. За ними присматривал солидный купец с тяжелым лицом и раскосыми глазами.