Эдгар Берроуз: Лунные люди [= Люди с Луны] [The Moon Men]

— Веди нас, Джулиан 9-й! — закричали они. — Мы идем за тобой!

Я повернулся и направился к Соору. Мы прошли уже больше половины дистанции, когда в том месте, где работал Соор, появилась группа солдат Каш гвардии.

Вы хорошо представляете, какова была моя армия. Словно роса на горячем солнце она начала таять, оставляя меня одного посреди рыночной площади.

Командир Каш гвардии, видимо, заметил толпу и ее внезапное исчезновение, потому что поскакал прямо ко мне, стоящему в одиночестве. Я решил не доставлять ему удовольствия думать, что боюсь, поэтому я остановился, ожидая его. Мои мысли были очень печальны — я жалел не себя, а то, во что система калкаров превратила Америку. Люди, покинувшие меня, в более счастливые дни были бы цветом американской нации; но поколения страха и рабской покорности превратили их кровь в воду. Сегодня, они поджав хвост, бежали от нескольких полувооруженных, слабо дисциплинированных солдат. Ужас от лунного заблуждения поселился в их сердцах и испортил их.

Офицер остановился рядом со мной и тогда я узнал его — животное, которое мучило и убило старого Самуэльса.

— Что ты делаешь здесь? — рявкнул он.

— Занимаюсь своим собственным делом, что советую сделать и тебе, — ответил я.

— Ты, свинья, становишься просто невыносимым, — закричал он. — Отправляйся в свою загородку, где тебе место — я не потерплю никакой толпы и неподчинения.

Я стоял и смотрел на него; но в моем сердце пылала жажда убийства. Он дотронулся до своего хлыста, сделанного из бычьей кожи, висевшего на луке седла.

— Тебя нужно гнать, так? — Его переполняла ярость, и его голос превратился в крик. Затем он ударил меня — чудовищный удар тяжелым бичом — прямо в лицо. Я схватился за бич и дернул, вырвав из его руки. Я схватил лошадь под уздцы и, хотя лошадь брыкалась и сопротивлялась, ударил всадника не меньше дюжины раз со всей силой, прежде чем он свалился на землю и распростерся на грязной рыночной земле.

Тогда его люди бросились на меня, и я упал от удара по голове. Они связали мне руки, пока я находился без сознания, и привязали к седлу. Я наполовину пришел в себя — пока эта жуткая скачка продолжалась — мы скакали к военной тюрьме возле бараков, — и все это время трус капитан скакал рядом и бил меня своим бичом из бычьей кожи.

Меня швырнули в отсек, где находились другие арестованные. После того, как гвардейцы ушли, меня окружили несчастные, попавшие сюда. Когда они узнали, что я совершил, то покачали головами и вздохнули. Для меня не может быть ничего другого завтра утром, сказали они — ничего другого, кроме мясника.

Я лежал на твердой земле, окровавленный и слабый и думал не о своем будущем, а том, что ждет Хуану и мать, если я тоже расстанусь с ними. Мысль эта придала мне новые силы и заставила забыть боль, и мой разум был занят планами, самыми невероятными планами побега и мести. Месть переполняла мое существо.

Над моей головой, по крыше, через равные промежутки времени проходил часовой. Каждый раз я мог определить, когда он проходил сверху, и в каком направлении он шел. У него занимало около пяти минут пройти над моей головой, дойти до конца поста и вернуться — в том случае, когда он направлялся на запад. Идя на восток, это отнимало у него чуть больше двух минут; значит, двигаясь на запад, он был повернут ко мне спиной в течение двух с половиной минут; но когда он шел на восток, его лицо смотрело в ту сторону, где я лежал.

Естественно, он не мог видеть меня, когда я лежал под крышей; но мой план — на который я в конце концов решился — не предполагал, что я останусь под крышей. Я пересмотрел несколько сложных схем для побега; но в конце концов отверг их и выбрал самый простой и подходящий для меня план. Я знал, что даже в лучшем случае мои шансы невелики, если мне и повезет в исполнении плана, но самый простой казался ничем не хуже других и как минимум был лучше, потому что позволял достичь быстрого результата. Я буду свободен или умру через несколько коротких мгновений, так я рассуждал.

Я подождал, пока остальные заключенные не стихли, — наступила относительная тишина со стороны бараков, — и, взглянув на плац, я обнаружил, что почти все внутри. Часовой приходил и уходил снова с монотонным постоянством. Сейчас он приближался ко мне с востока, и я был наготове, стоя под низкой крышей, до которой мог достать подпрыгнув. Я слышал, как он уходит и дал ему целую минуту, что мне казалось достаточным, чтобы он не услышал, как я буду забираться на крышу. Затем я ухватился за доски, подтянулся и быстро вылез на крышу.