Владимир Щербаков - ИСКАТЕЛЬ.1980.ВЫПУСК №1

До меня доходили слухи о необыкновенной женщине. В глухом месте, на быстрой полноводной реке в самый ледоход она спасла двух мальчишек, решивших перебраться на необитаемый остров. На пути к островку оба робинзона стали молча, мужественно тонуть. Не миновать бы беды, события развивались слишком стремительно. Вдруг по тонкому льду, перепрыгивая черные разводья, пробежала она, бросилась в холодную воду, скрылась подо льдом, вытащила обоих и неведомо как, на глазах у немногочисленной команды спасательного эля, вывела, вынесла их на берег.

…В городе, в синем просвете среди лип, вдруг появится на аллее женщина, похожая и непохожая на Аиру: легкие шаги, чуть слышный шорох невесомого, как туман, платья, облако волос, то светлых, то темных, то золотых, теплых. И пленительный взгляд прозрачных глаз. В поле, в лесу, на солнечном косогоре — ее плечи цвета светлой бронзы, букет жарков в загорелых руках, едва заметный след, убегающий за ней по спутанной траве, мимолетное сияние из-под полуопущенных ресниц.

Будто бы видели женщину далеко от берега рыбаки. Она плыла наперегонки с дельфинами. Над ними прыгали летучие рыбы, которые в последние годы действительно появлялись даже у Сахалина. С судна просигналили, думали, нужна помощь. Святая морская наивность.

Кто знает, так ли было на самом деле. Вздумай она продолжать в том же духе, о ней сложили бы легенды. Но случай особый: легендам о ней никак не превзойти правды.

…Вдруг выяснилось, что мне нужно ехать на Север. Недалеко от устья Алазеи старый охотник-якут Василий Олонгоев нашел ископаемого кита. Это, без преувеличения, настоящая сенсация.

Несколько тысячелетий назад стотонный исполин подошел к берегу и, как это бывает с китами, буквально сел на мель. Море отступило, и царь млекопитающих оказался погребенным под слоем суглинков. Прошли века, и море придвинулось, захватив у суши старые свои владения. Вода наступала. Бывали годы, когда двухметровая полоса берега оказывалась за чертой прибоя…

Василий Олонгоев оказался не очень разговорчивым, но веселым человеком. В теплой палатке первооткрывателей ископаемого дива нашлось место и для меня. Несколько дней я жил жизнью эскимосов, чукчей и бродячих охотников, какой она была, вероятно, несколько десятилетий назад.

На побережье стояла тишина. Только ночами завывал ветер, и утром ослепительно белый снег сверкал так ярко, что каждый раз приходилось привыкать заново к девственности и чистоте северного пейзажа. Льды, шурша, то отходили в море, то придвигались к берегу.

Однажды ночью меня разбудил Олонгоев:

— Проснись, Глеб, северное сияние проспишь!

Я вскочил и быстро оделся. Мы вышли в ночь, расцвеченную трепетом живых огней: зеленые и алые столбы света нависали над нашими головами и убегали вдаль. На их месте появлялись другие, они раскачивались и путешествовали по всему небосводу. Движение их предугадать было трудно, и потому игра света поражала воображение. Белые и цветные завесы колыхались в небе, как будто далеко-далеко, за горизонтом, снежная королева играла своим алмазным веером. Прошло полчаса. Я не замечал холода. Вдруг в самом зените завертелась электрическая карусель, вспыхнуло белое пламя, языки его, как от ветра, наклонились и начали свиваться в спираль. На мгновение расцвела золотистая яркая заря, и вот уж на месте фейерверка, на месте огненных кружев — мерцающий гаснущий свет. Небо превратилось в тусклую заснеженную пустыню и погасло. Только слабые отблески еще оживляли угольно-черный купол над нами, но и они скоро пропали. Мы вернулись в палатку и долго не могли уснуть.

Работать начинали рано. Через несколько дней я почувствовал, что меня считали уже своим. Это чувство всегда приносит радость. Но я знал, что скоро мне придется проститься со всеми, кто был в этой экспедиции, и вспомнить обещание, данное Янкову.

Дело двигалось не слишком быстро. Электрическая помпа подавала воду к обрыву. Струя была похожа на скальпель, вскрывающий земляной пласт. Постепенно обнажались кости. Часто приходилось останавливаться и работать вручную, чтобы не повредить скелет. Это был ископаемый усатый кит; меня поражали его размеры: двадцать восемь метров! Каждое ребро не меньше трех метров. Позвонок кита и тот не обхватишь.

— Было время, другим был Северный океан, — размышлял вслух Олонгоев, — и льдов не было летом, и киты водились. Такого красавца теперь на всей планете не найти. Самый большой из гренландских китов почти вдвое меньше.