— На приземельских? Звездники?
— Приземелье и частью группа Земли — это те места, где только и можно летать в нашем понимании полета. Так, как мы привыкли. В особенности пилоты. Ведь нам, остальным, в конечном итоге главное — прилететь. А для них основное — лететь. Это они и делают.
— Почему же не дальше?
— Потому что дальше летают в гиперпространстве. Для нас это уже не полет. — Александр помедлил, подыскивая по привычке простую аналогию. — Ну, скажем, ты едешь куда-то на катере, и тебя радует не только приближение к цели, но и сам процесс езды: ветер, море, скорость… Но если поставить твой катер в вагон, закрытый наглухо, и в нем отвезти тебя куда нужно — цель будет достигнута, но ощущения путешествия не будет. Пилоты и возят путешественников, туристов, людей, совершающих поездки в приземелье. Приземелье очень обжито. И притом даже полет на планеты группы Земли — технически совсем не то, к чему мы привыкли. После нашего несложного кораблика — в масштабе тех лет он выглядит, как выглядели каравеллы в эпоху атомных лайнеров — новая техника по-настоящему головокружительна. Для пилотов это просто мечта.
Кира покачала головой: память о «Летящем среди звезд» была еще очень свежа, еще и суток не прошло с тех пор, как она проводила его. Несложный? Этого она не сказала бы… Но Александру приходилось верить.
— А ты? — сказала она. Таким окольным путем, через пилотов и корабли, она подошла, наконец, к тому, что интересовало ее больше всего. — Как ты? По-прежнему астрофизика?
— На сей раз хронофизика.
— Почему же именно хронофизика?
— Так получилось. Прилетев, мы заинтересовали в первую очередь именно представителей этой науки.
— Сегодня из тебя приходится каждое слово вытягивать. Пойми же, мне интересно! Неужели ты не можешь рассказать подробнее?
— Может быть, не без причины. — Александр улыбнулся. — Ты ведь знаешь, я хитрый… В общем нам удалось получить в полете некоторые факты, без которых вопрос о втором измерении времени и сейчас стоял бы на месте. Хотя объективно мы не были готовы заниматься такими вопросами; нам просто повезло. Установленные факты никуда не ложились, обосновать их теоретически нам, естественно, было не по силам. Но когда мы вернулись и представили отчеты экспедиции, их физики ухватились за наши наблюдения, смогли построить теорию и даже провести строгий эксперимент. Некогда опыт Майкельсона пригодился для вывода теории относительности. А на этот раз те самые сигналы, на поиски источника которых мы летели, оказались… Как бы это сказать… Я ведь не популяризатор, лучше дома я напишу тебе уравнения…
— Ну, хоть как-нибудь!
— В общем это были сигналы, посланные в будущее и изогнувшиеся во времени вследствие определенного стечения обстоятельств, а мы сыграли как бы роль рефлектора, отражателя этих сигналов — не наш корабль, конечно, но некоторые явления, возникшие в результате наших действий, астрофизических экспериментов, зондирования звезды… Нет, все это неточно- Конечно, такая интерпретация фактов нам и в голову не пришла, но существенным оказалось то, что уже там, в полете, кто-то все-таки попытался связать их с проблемой времени; иначе все это не нашло бы отражения в материалах экспедиции, и люди будущего еще некоторое время о них ничего не узнали бы. Вот так обстояло дело.
— А тот человек, который дал объяснение… Он, наверное, счастлив! Он сделал что-то большое, настоящее…
— Конечно, счастлив. Все мы знаем это чувство. И ты. И я. Но человек ведь редко сознает, в какой именно миг он достиг своей вершины. Ему хочется делать еще и еще… Пока ты жив, твоя жизнь еще не оправдана: ты не отдал всего, что можешь. Они, потомки, это отлично понимают и сами живут именно так.
— Знаешь, — сказала Кира, — в твоих уравнениях я, наверное, не разберусь, как бы ни старалась. Но ведь это не значит, что я не могу понять ничего. Скажи: в чем дело? Как все- таки вы живете? Не только что изучаете. Как живете?
Коснувшись ладонью ее волос, он задержал на них руку, потом рука соскользнула; Александр вгляделся в свою ладонь, то ли пытаясь найти на ней след прикосновения, то ли желая прочесть то, что ему следовало ответить.
— Общение между людьми там достигло совершенства, хотя вообще здесь невозможны остановки. Через тысячу лет будет еще лучше. Но и сейчас — простота, естественность, дружелюбие, впитавшиеся в кровь, какой-то глубокий такт.
— И как вы там?
— Представь: прилетели. Мы кто?
Читать дальше