Владимир Фильчаков: Абсолютная власть

Никто мне не ответил. Женя исчезла. И я пошел в море, прямо как был, в одежде. Но не поплыл, зайдя достаточно далеко, задержал дыхание и нырнул. Я шел под водой, погружаясь все глубже, потом повернулся, и поплыл на спине, едва шевеля руками и разглядывая водную поверхность. Как странно - мне не хотелось дышать. Это так неестественно - не дышать! И я начал дышать. Под водой! Ах, как приятно плыть в теплой ласковой воде, плыть и дышать водой! Это ни с чем не сравнимое наслаждение! Я плыл и плыл, наслаждаясь невесомостью и покоем.

Но, кажется, я уже приплыл куда-то - руки коснулись донного песка. Я встал на ноги и пошел. Я выходил из воды как Черномор, медленно и величественно. Ленивая волна ласкала гранитные камни совсем другого берега. Перед глазами вздымалась колоссальная гора, покрытая лесом, вершина ее пряталась в низких облаках. Меня встречали. На узкую полоску песчаного пляжа вышли загорелые люди в широких штанах, полуобнаженные и какие-то напуганные.

Они завидели меня и вдруг, как по команде, упали ниц. Я постоял над ними и надменно сказал:

- Пошли вон.

Эпизод первый. Веление сердца.

Не знаю, почему я сказал именно так, но никаких угрызений совести я не испытал. Люди бросились врассыпную, но не убежали далеко, прятались за камнями. Это мои слуги, мои рабы, которыми я могу повелевать. Меня захватило совершенно новое, доселе незнакомое мне чувство - чувство полной власти над этими людьми. От него закружилась голова, даже волосы вдруг зашевелились. Я глубоко вздохнул и огляделся кругом. Довольно улыбнулся, заметив, что головы людей прятались, едва я поворачивался в их сторону. Я оглядел себя, стряхнул песчинки с рукава алого камзола и хлопнул в ладоши. Тотчас появился богато украшенный портшез с пологом, который несли дюжие молодцы с бритыми головами. Мне подставили сложенные руки, по которым я взошел как по ступенькам.

- Во дворец, - приказал я, и портшез тут же плавно закачался.

Процессия состояла из носильщиков, рабов и полуголых турецких янычаров с ятаганами наголо, окруживших портшез.

"Зарежут когда-нибудь" - подумал я, с опаской поглядывая на свирепые лица и сверкающие клинки. "Что у них там, под черепными коробками? Одному Богу известно".

Меня пронесли по мраморным ступеням и я увидел свой дворец. Белый камень, высокие колонны, стрельчатые окна. Нижние этажи увиты плющом. На крыльце меня встречал мой главный советник Никанор, одетый в длинный камзол, расшитый золотом. Позади его огромной каштановой бороды, почтительно склонившись предо мной, толпилась свита.

- Ваше величие, - подобострастно выдохнул советник, кланяясь в пояс.

Я едва кивнул ему и прошествовал мимо. Советник, ха-ха! Нужны мне его советы! Я сам, сам управляю этой страной! И все мои подданные являются моими рабами. Зачем я держу советника? Для солидности. Соседние монархи думают, что я весьма просвещенный правитель, что меня окружают умные люди, которые, когда надо помогут, подскажут и направят. Глупцы! Меня окружают рабы, неспособные не то чтобы на совет, даже на простую мысль, в которой нет намека на еду. Рядом со мной идиоты и тупицы! Я один, единолично, справляюсь с обязанностями царя, кабинета министров и парламента вместе взятых. Впрочем, ни кабинета, ни парламента в моем государстве нет и быть не может. Они мне просто не нужны! А советник выполняет роль мальчика на побегушках.

Я прошествовал по колонному залу, мимо стоявших в ряд турок в белых чалмах и штанах с ятаганами на поясе. Передо мной распахнулись двери спальни размером не больше баскетбольной площадки, маленькой и уютной. Я не люблю большие спальни. Никанор, например, ночует в помещении величиной с футбольное поле. Дело вкуса.

Я опустился на кровать. Тело мягко утонуло в пуховой перине. Надо немного отдохнуть перед важным делом. Скоро я выйду судить преступников, а это весьма утомительно, хотя и доставляет удовольствие. Какое-никакое, а развлечение. Скучно быть самодержцем. Не с кем словом перемолвиться.

И тут я насторожился. В комнате явно кто-то был. До меня донесся легкий шорох и шевеление воздуха. Я вскочил, сунул руку под подушку, сжал в руке узкий кинжал.

- Кто здесь? - я не узнал своего голоса.

- Ты боишься, властитель? - донесся до меня слабый шепот.

Что-то замаячило у высокого окна, какое-то движение воздуха, как бывает летним днем над нагретой солнцем поверхностью. Моя рука, сжимающая кинжал, стала мокрой от пота.

- Кто ты? - срываясь на хрип, спросил я. - Я тебя не вижу. Покажись!