Михаил Савеличев - Меланхолия

- Что с вами? - ритуально спрашивает профессор Эй. - Вы меня слышите?

Он не ждет ответа. Более того - ответ ему не нужен. Ему нужно только мое тело, вместилище расколотой души. Он большой выдумщик по части осколков, недаром судьба вскрикнула на его зазубренной полоске. Профессор Эй, ну что за прелесть...

- Я сделаю ему инъекцию... Ради бога, расступитесь, дайте воздуха.

Тони склоняется ко мне:

- Не позволяй ему этого. Ни в коем случае. Ты можешь...

Конечно, я не могу. Я уже ничего не могу. Тело раскалилось. Мне нужна не инъекция, мне нужна целая ванна ледяных кубиков, ведь я теперь огромная бутылка. Огромная и противная бутылка степлившейся бурды. Кровь густеет и закипает, в голове шипит и брызгает гейзер, а в горле поселились зубастые существа, выгрызающие голосовые связки. Некто громадным молотом колотит в грудь и прислушивается к глухому звону, исторгаемому из разорванных легких. О, он большой ценитель и любитель мертвых инструментов. Он никогда не ошибается в своих прогнозах.

- Не позволяй... не позволяй... - говорит грустная Тони. Даже она уже не верит мне. Она плачет и гладит меня по щекам. Она не умеет плакать. Она не умеет плакать красиво. Как в кино. Ее лицо расплывается, расползается жалостливой глиной, краснеет нос, а на скулах проступают пятна. Волосы редеют и слипаются в противные сосульки.

- У меня аллергия, - тихо бормочу. Слишком тихо и слишком безнадежно, чтобы быть услышанным. - У меня аллергия.

- Он что-то говорит. Подождите, он что-то говорит, - обидчивые ноты Женщины, Всегда Желающей Быть в Курсе. - Я не слышу... Ну, позвольте...

Она моя спасительница. Они сейчас все мои спасительницы. Тайный союз неизвестных матерей против шприца профессора Эя. Коплю силы и наблюдаю, как небесное тело кудлатой головы срывается с дозволенной орбиты, приближается, медленно разворачиваясь надушенным ухом к моим губам:

- Говорите, говорите, ну, говорите же.

У нее хороший крючок. Крупный, блестящий, удобный. Он так и просится быть подцепленным. Где вы, уроды? Почему нет сил? Мы идем вглубь, задыхаемся, погружаемся в вечную тьму и холод, к бездонному дну, до которого невозможно доплыть, но доплыть, дотронуться необходимо в любом случае. Ты мне еще веришь, друг с поверхности? Жалкая складка на шкуре мира, возомнившая себя сущностью?

Горячие пальцы трогают еще более горячий лоб.

- Говорите, - шепчет женщина. Интересно, что она готова отдать, лишь бы первой услышать слова? Что это? Интимное сочувствие или тайная страсть к умирающим? Что если ее мир не настолько холоден, в нем еще присутствуют редкие зерна радикальной воли, этой добровольной жертвы света во имя тьмы?

- Спасите меня, - рука еле движется, но все таки удается подцепить пальцем крючок. - Спасите меня... У меня алл... аллергия... Мне нельзя лекарств...

В чем нет ни капли интима, так это в удерживании вещи. Уродливое зрелище и все мы уроды. Даже соитие может выглядеть эстетичнее. Но приходится держать и держаться, хотя стальная петля все плотнее обхватывает палец, сжимает в крохотных тисочках глупости.

- Я слышу! Я слышу! - вопит Женщина, Лучшая Подруга Всех Заболевших. - Он сказал...

- У него бред, - опускается на колени профессор Эй. - Он в очень плохом состоянии.

Он делает непростительную ошибку - он недооценивает мою защитницу. Шприц подергивается в его пальцах от вожделения, тяжелая ртуть проступает на кончике иглы.

- Он сказал, - гордо повторила Лучшая Подруга Всех Заболевших, - он сказал, что у него аллергия на лекарства!

Банальность в ее устах превращается в откровение. Группа поддержки начинает шуметь, но профессор Эй не привык к сопротивлению. У него всегда все удавалось, и он не намерен отпускать добычу.

- Я врач, - говорит профессор, - я лучше знаю. Если ему сейчас не помочь, то он сгорит. Его белки коагулируют.

- Я не знаю ваших терминов, - гордо провозглашает Лучшая Подруга Всех Заболевших и отталкивает руку со шприцом, - но я точно знаю к чему приводят ваши штучки. У меня самой дядя умер от лекарства! Он всегда твердил, что ему нельзя антибиотики, но ЭТА СТЕРВА из добровольных сиделок все же вколола ему дозу. И это была большая ошибка, ОЧЕНЬ БОЛЬШАЯ ОШИБКА!

- Послушайте, - пытается договориться профессор Эй, - будем разумными людьми...

- И не трогайте меня! - взвизгивает Лучшая Подруга Всех Заболевших. - Я не допущу домогательств. Я спасу этого несчастного!

- Можешь уплывать, - шепчет мне Тони и я проваливаюсь еще глубже, где так холодно, что тело просто замирает, застывает в бесконечном треморе, где переохлажденная жидкость, балансирующая на грани замерзания, наконец-то получает долгожданный центр кристаллизации и начинает наслаиваться, упаковывая скукоженное существо в белое покрывало имаго.