Михаил Савеличев - Меланхолия

- О чем это он?

- О творческих муках, - предположила Сандра. - Об алкоголизме и наркотиках. О любовницах. Обо всем. Какое это имеет значение?

- А почему его картины не развешаны? Так принято - держать их в охапках?

Сандра зачитала:

- "Взгляд меняется, смотришь какими-то японскими глазами, совсем по-другому чувствуешь цвета, к тому же я убежден, что длительное пребывание здесь проявит мою личность. Я все больше и больше замечаю, как уходит то, что я выучил. Потому что вместо того, чтобы точно воспроизводить то, что я вижу передо мной, я пользуюсь цветом как хочу, чтобы сильнее выразить себя. Я прихожу к оранжевым тонам, к хрому, к светло-лимонному, я пишу бесконечность вместо обычной стены. Я делаю фон густо синим, самым сильным, как только могу. И тогда золотистая, светящаяся голова на густом синем фоне производит мистический эффект, как звезда в глубокой лазури..."

- Это о чем угодно, но только не о поясном портрете мэра...

- Да уж. Смотри: "Этим красным и этим зеленым я пытался выразить ужасные человеческие страсти. В моем изображении я пытался выразить, что это место - место, где можно сойти с ума и совершить преступление; я пытался добиться этого противопоставлением нежно-розового, кроваво-красного и темно-красного винного, сладко-зеленого и зеленого веронеза, контрастирующего с желто-зеленым и резким сине-зеленым. Все это выражает атмосферу пылающего подспудного мира, какие-то блеклое страдание. Все это выражает тьму, овладевшую забывшимися".

Она отпустила листок и тот упал ей под ноги. В руке возникла стальная рукоятка, немедленно выплюнувшая хищную, заостренную головку лезвия.

- Я хочу посмотреть на его картины, - объявила Сандра и держа бритву перед собой шагнула к ближайшей пачке. - Помоги мне.

Холсты оказались чудовищно тяжелыми, словно пропитанными свинцом. Они вырывались и напоследок ухитрялись толкнуть, ударить неожиданно острыми углами в наиболее чувствительные места. Хотелось отпустить их мертвые тела и это было наиболее подходящим словом, описывающее ощущение от касания холодных и склизких поверхностей, как будто поросших ужасным мхом-трупоедом. В связке хранилось пять полотен и мы расставили их вдоль стен. Затем взялись за другую вязанку, пока большинство картин не освободилось от своего плена.

- Тут действительно впору сходить с ума, - сказала Сандра, зябко обхватывая себя руками. Бритва все еще была на готове.

Там был свет. Не отражение, а собственное свечение красок. Во всех работах - напряжение поиска. Вас влечет от одной картины к другой и затягивает в водоворот этого беспрерывного преодоления. Это не то чтобы рабочие наброски или что-то цельное, но незаконченное, - это, скорее, отдельные акты анализа и синтеза. Хорошо еще, что у этого художника, при всей его склонности к размышлениям, почти все чувственно ясно и ощутимо, причем в каждой работе, которая в одно и то же время - и фрагмент искомого совершенства, и его воплощение, а такое воплощение может заставить зрителя, глядящего на эту вершину, на какой-то миг забыть о восхождении. Глядя на некоторые его картины, трудно отделаться от впечатления незаконченности, полуудачи, наброска, на котором художник не задержался и быстро перешел к другой работе. Каждая его работа является в то же время и частью пути.

Тут не только штрихи и полукружья, но свою роль играют и извивы, спирали, формы, напоминающие по виду арабские шестерки или тройки, углы, изломы; причем одновременно сосуществуют и повторение одних и тех же форм на больших поверхностях, и труднообозримая их смена. Воздействие мазков многообразно из-за того, что они располагаются не только параллельно, но и расходящимися лучами, и криволинейно. Уже это формообразующее кистеведение вносит в картины какое-то зловещее волнение. Земля ландшафта кажется живой, всюду чудятся вздымающиеся и опадающие волны, деревья - как языки пламени, все - в муках и извивах, небо колышется.

Я огляделся еще раз.

- Уверен, что его уже нет. Но остались следы. Теплые пути, которые оставляет жизнь.

- Он работал не только с мэром, - сказала Сандра. - В последнее время он часто выезжал в Форт Джексон. Это нужно?

- Необычный выбор. Это ведь военная база?

- Законсервированная военная база, - поправила Сандра. - Он вполне мог рисовать там пейзажи для Министерства обороны.

- Почему говорят, что дом - это слепок души? Так и представляется пустая раковина, где сдохший моллюск отпечатал фракталы собственной мякоти... Здесь все иначе. Если у него оставалась душа, то весь этот хлам - лишь маскировка. Или мусор. Он что-то хотел. Очень хотел.