Михаил Савеличев - Меланхолия

Она помолчала, серебристый фильтр наконец вырвался из пальцев и спланировал куда-то на пол.

- Эти женщины близки мне, и я опасаюсь однажды не сдержаться и стать такой же: ходить по переулкам, завывать песни, собирать загрязняющие город белые бумажки в свои большие пакеты. И от всех отшарахиваться...

"Принимайте всерьез", написала Сандра. Страничка блокнота перед ней была исписана и разрисована - что-то неразборчивое и понятное лишь в процессе хаотического блуждания кончика ручки по исчерченным бледным квадратикам. Крошечные фигурки с крыльями и безликие приведения в непропорциональной пустоте ограничивающих клеток. Я переложил руку со своего колена на ее и слегка пожал. Кончики пальцев и ладонь ощутили странный маслянистый вкус чулок, уводящий вверх, в недоступность, откуда стекало электричество беспокойства, легким покалыванием осаждаясь на моей коже.

- Хотелось бы знать некоторые подробности, госпожа Р. Думаю, что это прояснит картину исполнителю, - выдохнула Сандра. Фраза слегка прерывалась, набираясь в изнемогающем сознании разнокалиберными буквами старинной печатной машинкой. Тюк - "Х", тюк - "о", тюк - "Т"...

- У вас оргазм? - осведомилась госпожа Р.

- Простите?

- Бог простит, милочка. Я сказала "ор-газм". Оргазм. Отвратительное слово. Однажды меня спросили - люблю ли я анальный секс. Надеюсь, это не будет входить в "некоторые подробности дела"?

- А что вы ответили? - спросил я.

Впервые из бездонной пропасти очков выползло нечто змеиное и зашипело, не угрожающе, а раздраженно - сытой ленью на беззаботных птиц, слишком близко подобравшихся к темной норе скупого одиночества.

- Я ответила, что ненавижу секс. Я обожаю любовь, но ненавижу секс.

Она потянулась к оставленной на краю черной пачке с костяшками, точнее лишь обозначила движение - выпрямила левую руку и слегка наклонилась, все еще не доставая до столешницы, лишь ноготь среднего пальца слегка поскреб гладкую поверхность. Я приподнялся, продолжая цепляться за бедро адвоката, перегнулся через стол и щелкнул по пачку, отчего та съехала на подставленную ладонь.

- Спасибо.

- У меня будут синяки, - сказала Сандра.

- Хотите перекусить? - на что дверь распахнулась и появилась секретарша в ауре тепла и нормальных запахов чрезмерной косметики. Легкий силуэт присутствия того мира, который столь ясно виден с обратной стороны Луны - инфернальный дебилизм большой и дружной семьи мустангов, крючколовов и клептоманов. Маленькие секретарши, отсиживающие от звонка до звонка свою скучную обязанность, работающие над карандашными проектами и скрепками, чтобы затем погрузиться в свою загадочную жизнь вечной обыденности, торопливой пробежки на каблуках за уходящим автобусом.

- У вас есть бутерброды с рыбой? - спросила госпожа Р.

- Есть, госпожа.

- А они не отравлены?

- Нет, госпожа.

- Тогда принесите три в целлофане.

Дверь на мгновение закрылась с тем, чтобы распахнуться и пропустить незаметное создание с отпечатками формующих колес жестокого механизма внутрифирменной конкуренции. На широко расставленных руках покоился мрачный поднос с аляпистыми золотистыми и красными цветами, ветвились загогулистые огурцы, купающиеся в багровых реках, а посредине покоились три целлофанированных трупика с просвечивающей желтизной кунжутного хлеба и гематомой начинки. Поднос был водружен на стол, перед каждым выставлена одноразовая тарелка с девизами, плетущими трудноразборчивую вязь по кайме, и водружены длинные упакованные тела бутербродов.

- Так хоронили индейцев, - сказал маленький паршивец. - Я в кино видел. А что здесь написано?

- Мы верим в бога, - предположил старик.

- Нет, нет. А-а-а... - паршивец изогнулся, пытаясь прочитать фразу. - "Деньги нужны лишь для того, чтобы их потратить". Ага. Вот так.

Бутерброд для госпожи Р. распаковали и теперь она, не выпуская сигареты, держала обвисшее сооружение с разлохматившимися краями салата, латука и красными прожилками рыбы. Она слегка повернула голову и сквозь плотные пряди волос показался краешек уха, оттопыренного уходящей за него дужкой, - такого же розового, как и нос. В бездонной тьме очков нечто сдвинулось, блеснуло и удвоенная копия сэндвича всплыла из мрачных глубин. Затем изображение померкло и бутерброд был возвращен на тарелку.

Сандра кончиком ногтя мизинца подцепила тонкую упаковку и прорезала ее от края до края умелым движением паталогоанатома-потрошителя. Пленка раскрылась.