Наталья Болдырева: Жаркое лето. Первый поток

— Я прошу прощения, — сказала я, садясь на соседний с Пашей стул так, чтобы он почувствовал мое присутствие, какую-то поддержку рядом, но одновременно и так, чтобы не закрывать его от взгляда Любовь Викторовны. Как ни хотелось мне уволочь пацана отсюда подальше, я не могла этого сделать. И в этой игре были свои негласные правила. — Я прошу прощения, — повторила я, — но я не в курсе событий. Что произошло?

Паша всхлипнул надрывно и, закусив вдруг руку, принялся тихонько покачиваться.

— Вы не знаете, что творится в вашем отряде? — спросила Любовь Викторовна, изгибая бровь. — Великолепно!

— И все-таки, — я не стала оправдываться, понимая, что пришла сюда не за этим. — Что случилось?

— Этим утром Паша Выставной помочился на меня и грязно обругал, — произнесла Маргарита Михайловна громко, чеканя каждое слово.

— Что?! — слова эти никак не хотели укладываться у меня в голове.

— Мне повторить? — спросила Маргарита Михайловна ледяным тоном.

— Извините, извините, — смешалась я, опуская взгляд.

В голове крутилось только одно: "Господи, Паша, зачем ты это сделал?".

— Паша, зачем ты это сделал? — эхом повторила Любовь Викторовна, нагибаясь через стол. — Паша, посмотри на меня. Паша…

Паша только сидел, кусая руку, отчаянно мотая головой и всхлипывая.

За спиной вдруг открылась дверь.

Я обернулась.

На пороге стоял повар, угостивший меня вчера соком с булочкой. Его поварской колпак, аккуратно свернутый, торчал из кармана передника.

— Здравствуйте, — сказал он, переступая порог. — Любовь Викторовна, вас можно?

— Мы скоро закончим, — сказала Любовь Викторовна, распрямляясь и придвигая к себе какие-то бумажки. — Маргарита Михайловна, передайте, пожалуйста, вашу докладную… Так, Паша, мы тебя слушаем. Зачем ты это сделал?

Маргарита Михайловна толкнула по столешнице лежавший перед ней лист.

Шагнув вдруг к столу, повар сел по другую сторону от Паши, разом скрыв того от взгляда замдиректора, и, подхватив докладную, передал её Любовь Викторовне, скользнув по строчкам бегло.

— Благодарю, — ответила та, не поднимая головы от документов. — Паша? Мы не закончим, пока ты не скажешь нам хоть что-нибудь. Объясни свои действия, будь так любезен.

Повар бросил взгляд на мальчика, потом посмотрел на Маргариту Михайловну. Та сидела, задыхаясь от возмущения. Его маневры с докладной не ускользнули от её внимания. Я приобняла Пашу, принялась гладить по судорожно вздрагивавшей спине, шептать что-то успокаивающее.

— Я не буду говорить, не буду говорить, не буду говорить, — повторял Паша еле слышно.

— Передайте, пожалуйста, воды, — попросила я повара, глазами указывая на стоявший на Любочкином столе графин.

— Минутку, — ответил тот, поднимаясь, чтобы налить воды в стакан, и когда он встал, на моем браслете сработал вдруг сигнал вызова. Виброзвонок ударил подобно электрическому разряду, пробежавшись от запястья к локтю.

Я вздрогнула от неожиданности. Сжала кулак, принимая входящий звонок. Оказалось, я привыкла уже к отсутствию связи. В ухо мне едва слышно шепнули: "Выпытывай, что случилось, у нее" — и прежде чем я смогла сообразить что-либо, послышался короткий сигнал отключившегося абонента. Я уставилась в спину поднявшегося повара, а тот, налив полный стакан, развернулся и, подмигнув мне, сказал:

— Давай я его напою.

— Спасибо, — ответила я, снимая руку с Пашиной спины.

Сцепив пальцы над столом, я уперлась подбородком в грудь, собираясь с духом, а потом подняла взгляд, посмотрев в бледно-голубые глаза воспитателя.

— Маргарита Михайловна, — начала я, — я прошу прощения, но я все-таки не понимаю, как такое могло произойти. У меня просто в голове не укладывается…

— Представьте себе, у меня тоже, — отрезала Маргарита Михайловна, леденея взглядом еще сильней.

— Простите меня, пожалуйста, — я должна была гнуть до конца, — я понимаю, что эта тема вам неприятна…

— Очевидно, не понимаете, — снова перебила меня Маргарита Михайловна, чуть повышая тон. В голосе её вдруг прорезались истеричные нотки.

— И все-таки, — я с трудом выдерживала её взгляд, — все-таки как же все случилось?

— Да, — Любовь Викторовна, наконец, закончив писать, подняла голову, — Маргарита Михайловна, время идет, — она бросила быстрый взгляд на запястье, — Паша молчит… Если вас не затруднит.

Сложив руки на столе, Любовь Викторовна смотрела на свою подругу в упор, а я, наконец, смогла чуть-чуть отдышаться от этой жутковатой игры в гляделки. От напряжения у меня затекла шея, ныли плечи. Но я боялась даже пошелохнуться.